– Слова. Только слова, которым ты придаешь слишком большое значение, огр, ничего больше. Ты узнаешь, что был только младшим сыном какого-нибудь захолустного барона в лучшем случае. Или обыкновенного рыцаря, павшего в неком малозначительном конфликте на границе. Павшего бесславно. Ты готов узнать банальную правду о себе?

– Пожалуй.

– Нет, не готов. Знаешь, почему?

– С нетерпением внимаю, – ответил Браги.

– Быть человеком – значит быть слабым. Ты огр и думаешь, что сохранишь свою силу, свою крепость, сумеешь удержать в руках то, что имеешь. Нет. Ты потеряешь все. Все! Ты ничего не боишься, ты идешь напролом… Став человеком, ты познаешь страх по-новому и пожалеешь о своем выборе.

– Я готов.

Зирвент посмотрел на него, потом покачал головой.

– Наверное, ты сумасшедший. Не верь эльфу. Не верь никому из них. Почему бы тебе не сделать правильный выбор?

– Откуда тебе знать, какой выбор правильный, а какой нет?

– Думаешь, такому типу, как я, это недоступно? Ладно, делай как знаешь. В конечном итоге, я желаю тебе добра и ты… ты мой друг, хотя ты и считаешь иначе.

– Слишком много пафоса для одного дня, – вздохнул Страшила. – Давай просто закончим на этом.

– Закончим, – надулся Зирвент. Оглядевшись, он остановил взгляд на пламенеющих облаках. – Солнце садится. Скоро поедем.

– Так ты что, с нами?

– С вами.

– Ты же собирался в Амаланту, в бордель.

– Скучно там будет одному.

– Но меня бы не впустили – я огр, – сказал Браги.

– Плевать.

Из харчевни вышла Сибилла. Она не сказала ни слова. Она, конечно, все слышала.

Зирвент поравнялся с эльфом, но так, чтобы это выглядело случайно. Чародейка и огр ехали впереди и о чем-то разговаривали. Вагант изнывал от скуки. В конце концов решился заговорить с Наэваррой. С момента отъезда из харчевни фрилак не произнес ни слова.

– Что такое Могильный Камень? – спросил студиозус.

Сумерки успели превратиться в полноценную ночь. Если бы не сияющая половинка луны, ехать пришлось бы в полной темноте.

– Ты слишком любопытен, – отозвался Вридаль, сжимая поводья.

– Таков уж есть. А все-таки?

– В другой ситуации тебя бы давно прирезали где-нибудь в кустах как шпиона. За расспросы.

– Тогда прирежь. Или ответь.

– Могильный Камень – каменная стела на берегу высохшего ручья. Доволен?

– Да. Место встречи… Загадочные ночные мстители, борцы…

– Перестань, вагант. Или у тебя такая привычка – действовать всем на нервы?

– Папаша на протяжении всего моего детства спрашивал меня о том же самом, – ответил Зирвент. – И каждый вопрос сопровождал подзатыльником. В иных случаях охаживал своего любимого единственного сынка плеткой, которую всегда носил на поясе. Ему эта плетка очень нравилась. А однажды он ее потерял, уснул в комнате с плеткой на поясе, а проснулся без нее. Ничего не помнил, решил, что посеял свое сокровище по дороге из пивной.

– Ну и что? – спросил Наэварра.

– Ничего. Папаша так и не удосужился обзавестись новой. Мне же на время стало чуть полегче. Плетку я продал старьевщику, мне было тринадцать, и на эти гроши напился вина.

– Ну и что?

– А то, что проучить меня папаша взялся кулаками. Плетка-то пропала. На улицу я не мог выйти две недели. А после экзекуций старым способом вполне мог, ибо задница и спина прятались под одеждой.

– Вы проявляете потрясающую любовь к своим детям, – сказал эльф.

– Конечно. Папаша любил меня, хотел, чтобы я выбился в люди. Все для моего же блага. Но я не избавился от привычки действовать на нервы.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – злобно покосился на него Вридаль. – Жалости хочешь? Так обратился не по адресу.

– Я к тому, что каким родился, таким и останусь. А насчет жалости… Это правда?

– Ну?

– Что ты разбивал головы…

Видя угрожающий взгляд, брошенный через плечо, вагант почувствовал, как его сердце подпрыгивает от страха.

– Что разбивал головы младенцам, – докончил он, решив оставаться храбрым до тех пор, пока это было возможно.

– Неправда, человек.

– Тот, кто говорил мне это, был весьма убежден…

– Это его трудности, – отозвался Наэварра. – Готов спорить, это был шибко отягощенный умом горожанин.

– Да.

– У которого борода измазана едой.

– Да. Откуда ты узнал?

– Если такие не выдумывают слухи, то они их распространяют. Ничего удивительного. Я – враг, значит, обо мне нужно говорить все, что угодно. Никто не осудит. Шардэ без устали распространяет небылицы о фрилаках, самые чудовищные. Некоторые из них не отражают реальности ни на грош, другие, надо признать, на целый золотой флорин. Королевские наемники, которые охотятся за нами, и есть самые настоящие воры и мародеры. Мы убиваем, я не скрываю, и ты знаешь, с кем говоришь… Но наш гнев направлен не против мирного населения. Война мечу и копью, война власти и лживой пропаганде… Когда рейтары приезжают туда, где только что побывала наша группа, они начинают жечь и грабить. За ними едут купчины, сваливающие на свои возы добычу, я сам видел, как это происходит… Рейтары и торгаши делят награбленное, и возы быстренько уезжают. Несколько оплеух крестьянам – и твердая гарантия, что по прибытии королевских инспекторов они будут говорить, что именно эльфы устроили погром и грабеж. Один раз мы выследили обоз с добром и перебили этих упырей. А когда пригнали имущество обратно людям, они встретили нас камнями… – Закричала ночная птица. Зирвент вздрогнул. – В одной деревушке мы подстерегли сборщиков налогов и прижали их. Пришлось пустить им кровь, они сопротивлялись, к тому же были с охраной. Поднялся крик и вой. Во время боя масляная лампа, упав, подожгла дом старосты. И тут появилась наемная кавалерия, по чистой случайности. Их было больше в три раза. Мы приняли бой, зарезали нескольких, а потом решили бежать, пока нас не замкнули в кольцо. Когда я прикрывал отход остальных, мой конь споткнулся и повредил ногу. Я упал. Так и оказался в руках Шардэ.

– Фрилаки не пытались тебя отбить?

– Я запретил им. Тогда погибли бы все. А так – я один.

– А что будет в конце, позволь спросить?

Эльф молчал.

– Дорога лишком длинна, чтобы увидеть.

– Однако ты уверен, что победишь, да?

– Не я, так другие, моя братья и сестры. Кровь прольется не напрасно.

– А если напрасно? А если Ушедшие так и не вернутся? Если никто из твоих не увидит Шелианд?