– Большая сила. И – тоже ведь люди, – сказал Мадатов, вдруг вспомнив фразу, брошенную одним из солдат в ту промозглую осеннюю ночь в Праводах. – Пойду, поговорю. Подайте мне белый флаг!

Валериану подали обломок древка с привязанной к нему светлой рубахой, сорванной, очевидно, с одного из убитых. Возможно, что и с гусара.

Валериан поднял импровизированный флаг, выехал из захваченного редута и направился к тому, что еще удерживали турки. Пока гнали неприятеля, он успел зарубить троих и, продолжая преследование, рубил бы еще, пока поднималась рука. Но сейчас азарт боя перегорел в нем. Дело было им выполнено. Теперь же он хотел сохранить людей: прежде всего своих, но, по возможности, и чужих. Хвастать перебитыми турками казалось им излишним.

Копыта вороного стучали по земле, почему-то отдаваясь двойным эхом. Валериан обернулся и увидел рядом Замятнина.

– Ты куда это направился, ротмистр?!

Тот не ответил, только тверже сжал зубы и прищурил глаза под козырьком гусарского кивера. И Валериан понял, что уговоры и приказы здесь бесполезны. Что Алексей Замятнин, которого он помнил еще безусым пухлощеким корнетом, так и будет держаться у его стремени, пока чужая пуля или клинок не выбьют из седла то ли одного, то ли другого.

– Что ж, коли поехал, так держи…

Валериан кинул ротмистру флаг, и тот ловко поймал древко.

Они подъехали к стенам редута и остановились так, чтобы видеть, что творится на парапете. Валериан заговорил с защитниками редута, свободно выговаривая слова турецкого языка.

– Я, генерал Мадатов, командир кавалерийской дивизии, хочу поговорить с комендантом.

Наверху молчали. Вдруг сухо тутукнул выстрел, и камешки разлетелись в сажени от копыт вороного. Но лошади гусар остались стоять на месте.

– Я предлагаю вам сдаться! – продолжал надсаживаться Мадатов, бросая в горячий воздух слова на хорошо знакомом ему языке. – Условия…

Он не успел договорить, как еще с полдесятка пуль разбросали сухую землю в опасной близости от парламентеров. Валериан поворотил вороного.

– Поехали, Замятнин. Не будут они сдаваться.

– Сволочи! – проворчал ротмистр, держась все так же чуть сзади своего генерала. – По белому флагу стреляют, нехристи!

Валериан хмыкнул и объяснил, не оборачиваясь:

– Они по нам не стреляли, ротмистр. Хотели бы убить – убили. Стрелки у них есть преотличные, и винтовки бьют лучше, чем наши ружья. Просто попытались нас отогнать, показали, что никаких переговоров вести не желают.

– Предпочитают погибнуть?

Валериан выдержал паузу.

– А что бы ты, Замятнин, решил, оказавшись на их месте?

Ротмистр не ответил, и уже по одному этому Валериан понял, что сам Замятнин дрался бы до последнего человека в своем эскадроне, до последней капли крови в собственном теле.

– Видишь, а почему думаешь, что турки тебе сдадутся? Они, брат, вояки славные. Это я еще по прошлой кампании помню. Сдались Кутузову в Слободзее, да только когда уже две трети армии вымерло от холода, голода да болезней. Да и порядки у них суровые. Эйюб-хан сдал мне Исакчу год назад. А через несколько месяцев его удавили в Шумле по приказу султана.

– Так зачем же, ваше сиятельство, вы к ним поехали? Смысла, извините, не вижу. Коль им все равно умирать, могли бы и русского генерала с собой прихватить. Белый флаг над ним или не белый.

Валериан ответил не сразу.

– Понимаешь, Замятнин, у каждого в жизни свой долг, свое назначение. Долг солдата – умирать по приказу. Долг генерала – проследить, чтобы умер он не напрасно. Ну, поскачем мы сейчас на этот редут. Сколько же народу положим? Мы же гусары, легкая кавалерия. Не наше дело укрепления штурмовать. А брать надо. Еще промедлим чуть-чуть, и визирь совсем от нас оторвется. Так что вставай со своим эскадроном в строй. Рванемся вперед, а там уж как Бог положит.

Но навстречу им скакали Васильчиков и Арсеньев.

– Ваше превосходительство! Егеря подошли 31-го и мушкетеры Охотского. Да мы, пока вас ждали, успели орудия развернуть на барбетах.

Валериан облегченно выдохнул.

– Ну стало быть, повезло. Васильчиков! Есть те, кто с пушками может управиться?

– Десятка полтора наберем.

– Их к орудиям. Ядра не тратить. Картечью по парапетам. И вместе с пехотой на приступ. Чтобы никто не ушел. Мы же с Белоруссцами дальше, в лагерь. Пока они еще в панике, пока не опомнились…

Полковники развернулись и умчались выполнять приказание, а Мадатов снова повернулся к Замятнину.

– Я тебе так скажу, ротмистр, за тридцать лет службы водить людей за собой князь Мадатов вроде бы научился. Но посылать их на смерть до сих пор никак не привыкнет…

I

Крепость Шумла прикрывала проход через Балканские горы. Природа помогла туркам превратить болгарский город в укрепление почти неприступное. С трех сторон стены его прикрывают крутые лесистые склоны. С востока к городу подходит болотистая равнина, которую перечеркивает земляной вал, протянувшийся от отрога к отрогу. Вал тянется на пять с лишним верст и выдается в середине под острым углом. Ров перед валом достигает пяти аршин в глубину, а также и в ширину. На концах вала, на склонах поставили турки редуты. Третий стоял в середине. Передовых укреплений было два – редуты Мачинский и Ибрагим-назир, возведенный еще двадцать лет назад, когда к крепости подступал генерал Каменский. Город казался защищенным вполне надежно, и на радость защитникам Шумлы, и к неудовольствию армии, к ней приступившей.

Генералы Красовский и Мадатов ехали к центральным воротам, попутно разглядывая передовые редуты, выстроенные еще Гуссейн-ага-пашой.

– Пять редутов, – мрачно проронил Валериан. – Выстроены не наспех. Гусарским наскоком их не возьмешь.

Красовский ответил не сразу. Он вообще был не слишком доволен своим назначением. В июне его отряд осаждал Силистрию, крепость держалась недолго и сдалась, когда комендант ее услышал о поражении великого визиря при Кулевчи. Красовский рассчитывал стать лагерем при Дунае, но получил приказ передвинуться к Шумле.

Командующий нашей армией Дибич решился осуществить, наконец, план, из-за которого и сменил Виттенштейна. Он скрытно вывел главные силы из-под Шумлы и отправился через горы, рассчитывая смелым броском пробраться к Константинополю. Отряды Ридигера, Палена, Рота выступили в начале июля. Вместо тридцати восьми тысяч под Шумлой осталось чуть больше пятнадцати. Но так искусно тасовались полки, что Решид-Мегмет-паша поначалу не заметил подмену.

Вторую гусарскую Рот не взял в горы, а оставил с Красовским. Валериан был этим только доволен. Он хорошо представлял, каково приходится сейчас людям Дибича. Зной, узкие каменистые тропы, вьющиеся по крутым склонам, стрелки, засевшие на гребнях ущелий… Гусарам там было бы нечего делать, некого искать да и незачем.