– Мне очень жаль, – просто сказала Шарлотта. – Думаю, что тетушка Веспасия тоже никогда в жизни так жестоко не ошибалась. Вы знаете, что миссис Каделл – ее крестная дочь?

– Нет, этого я не знал, – генерал покачал головой и некоторое время шел молча. – Бедная женщина… Могу себе представить, какое опустошение она сейчас испытывает. Такое разочарование и такая потеря!

Миссис Питт подумала о Кристине. Может быть, Балантайн думал сейчас именно о ней? Время, наверное, смягчило его боль, но полностью забыть ее он не мог. Глядя на генерала со стороны, Шарлотта не стала вмешиваться в его мысли: это было бы слишком невежливо, и она могла показаться навязчивой. Но женщина догадывалась, что грусть, с которой он говорил о Теодозии Каделл, была результатом его собственного печального опыта. Его губы были сжаты, а мышцы на шее напряжены.

– Теперь мы все свободны от наших кошмаров, – сказал Балантайн через какое-то время, ведя Шарлотту между клумбами с благоухавшими на солнце розами. – Нам больше не надо со страхом ждать, когда принесут почту. Мы можем случайно встретиться с кем-то из друзей на улице и не гадать, о чем они сейчас думают и какое двойное значение может скрываться за их самой безобидной фразой. Мне стыдно перед людьми, в которых я сомневался. Надеюсь только, что они об этом никогда не узнают. Странно, но во всех моих размышлениях имя Каделла никогда не приходило мне в голову…

Его спутнице хотелось сказать что-нибудь умное, но, как назло, в голову ничего не приходило.

Однако старый военный и не ожидал от нее никакого ответа. Он просто радовался, что находится рядом с человеком, которому может высказать свои самые сокровенные мысли, не боясь быть неправильно понятым.

– Ужасно, что это облегчение, конец наших мучений, стало началом трагедии для кого-то другого, – продолжил генерал. – Как миссис Каделл сможет пережить все это? Ведь у нее разрушено не только все будущее, но и прошлое… Вы не знаете, у нее есть дети?

– Нет… не знаю. По-моему, тетушка Веспасия говорила что-то о дочерях, но я не уверена. Я тогда не прислушивалась. Как все-таки неожиданно жизнь может измениться всего за один день!..

Миссис Питт смотрела на прохожих, которые выглядели такими беззаботными, что казалось, будто их не волнует ничто на свете, кроме того, модно или нет они одеты и посмотрел ли прошедший молодой человек на них или на девушку, идущую следом. Однако под этой видимой беззаботностью у них тоже могли скрываться разбитые сердца. Каждый из них должен был чего-то добиться в жизни или оказаться неудачником, а цена этого успеха или неуспеха была очень велика – возможно, нищета, а возможно, полное одиночество. Был в жизни Шарлотты момент, когда она тоже была такой же молодой и совсем отчаявшейся…

– Я не понимаю только одного, – продолжал Балантайн. – Зачем Каделл положил труп Слинсби на мой порог со счетом Альберта Коула и табакеркой в кармане? Чего он хотел этим добиться? Чтобы меня арестовали по подозрению в убийстве? – Он остановился и посмотрел на Шарлотту; глаза его были полны недоумения. – Неужели он так меня ненавидел? А ведь мне он нравился…

– Не знаю, – призналась миссис Питт. – Я сама никак не могу понять, откуда он взял труп? Ведь Слинсби убили в Шордиче!

– Наверное, этого мы уже никогда не узнаем. У этого человека была какая-то вторая жизнь, которую мы себе даже представить не можем, – вздохнул генерал. – Никогда я еще так не ошибался в людях… – Он рассмеялся. – А ведь я написал именно ему, когда у меня появились сомнения об этом приюте в Кью.

– Какие сомнения? – поинтересовалась Шарлотта. Этот вопрос она задала не потому, что для нее был важен ответ, а потому, что ей просто не хотелось прекращать беседу.

– Да насчет денег, – печально улыбнулся Брэндон. – Теперь это все выглядит абсолютно тривиально. Да и сумма была не такая уж большая…

– Вы ее недосчитались? – спросила женщина.

– Да нет. Как раз наоборот. Мне казалось, что мы отправляем туда недостаточно денег… недостаточно, чтобы удовлетворить все потребности тамошних обитателей. Может быть, я слишком наивен и не понимаю, что может сделать опытный домоправитель… Например, там есть хороший огород… Но я уже не помню, что обычно едят дети. В мое время это были рисовый пудинг, сливовое варенье, хлеб и джем. Но наверняка ведь не только это…

Какое-то время они шли молча и через пять минут снова оказались у ворот, обойдя сад по кругу. Балантайн остановился.

– Я… – Он прочистил горло. – Я… Я очень благодарен вам за вашу дружбу. – Теперь генерал закашлялся и убрал свою руку с руки Шарлотты. – Я ее очень ценю – гораздо больше, чем вы можете предположить, и гораздо больше, чем я бы мог вам рассказать об этом. – Внезапно он остановился, понимая, что зашел слишком далеко.

Миссис Питт увидела его глаза, лучащиеся добротой, и поняла все, чего он никогда бы ей не сказал, и все, чему она не могла позволить произойти между ними.

Женщина опустила голову, чтобы не видеть этих глаз.

– Это было совершенно импульсивно, – сказала она чуть слышно. – Иногда… то есть довольно часто… мои чувства берут верх над моим разумом. Я прошу у вас за это прощения. Но я никогда не верила в вашу вину и очень хотела это доказать. – Шарлотта заставила себя улыбнуться, все еще не поднимая глаз. – И я очень рада, что ваша невиновность наконец доказана. Хотелось бы получить ответы и на другие вопросы, но, наверное, они так и останутся загадкой.

Она на секунду взглянула на своего друга, после чего повернулась и пошла к воротам, а потом и дальше, вон из этого сада, зная, что Балантайн будет следить за ней, пока она не скроется из виду. Но она не обернется. Ни за что на свете.

Питт поздно появился дома, потому что после Кью заехал к Веспасии. Ему было искренне жаль ее. Все, что он мог ей рассказать, разрушало ее последние надежды.

Теперь же он сидел в гостиной у себя дома перед погашенным камином. Двери в сад только что закрыли. На улице было еще светло, но воздух уже был прохладным, что особенно ощущалось, если человек сидел неподвижно. До Томаса доносился приятный сладковатый запах только что скошенной травы с соседнего участка. Это напомнило ему о том, что пора заняться своей собственной лужайкой, не говоря уже о прополке сада.

Шарлотта сидела напротив, позабыв о своем шитье. По виду материи в ее руках, суперинтендант понял, что жена шьет платье Джемайме. Материи было так много, что он вдруг неожиданно ясно осознал, как выросла его дочурка. Она уже не была маленькой девочкой и наверняка имела обо всем свое собственное мнение. Томас уже несколько раз непроизвольно замечал это. Почему-то это заставило его с сожалением вспомнить Кристину Балантайн и напомнило, как время может менять человека и как многие люди иногда ленятся замечать это. Девочки вырастают и превращаются в женщин…

– Так что, в приюте не было ничего интересного? – спросила Шарлотта, прервав размышления мужа.

Томас был рад поделиться с ней своими наблюдениями. Ситуация от этого лучше не становилась, но боль куда-то уходила.