Дверь открылась, и в кабинет, тщательно прикрыв за собой дверь, вошел Данрайт. Одет он был в простые брюки и мягкий домашний пиджак. Лицо его было серого цвета, как будто он не спал уже много ночей подряд, а кожа выглядела высохшей и потерявшей всякую эластичность. По-видимому, брился судья второпях, так как на его лице был виден маленький невыбритый участок и выделялись две небольшие ранки – там, где он в спешке порезался. Когда дворецкий докладывал о посетителях, он назвал полицейского «еще один джентльмен», поэтому Уайт никак не ожидал увидеть Питта в своем доме.

– Суперинтендант! Неужели случилось еще что-то? – воскликнул судья и прочистил горло. – Стокс не доложил мне о вас, сказал только о судье… – Он повернулся к Телониусу: – Я… я думал, что вы хотите обсудить какие-то юридические вопросы.

– Вот именно, – ответил Квейд, пристально глядя ему прямо в глаза. – Меня очень беспокоит, что вы отказались от слушания дела Лидбеттера. Думаю, вы знаете, что это вызовет очень большие неудобства и нарушит весь календарь судебных слушаний. Кроме того, задержка, которая, несомненно, последует, будет стоить немалых денег – ведь нам придется искать нового судью! Не может случиться так, что с помощью врача вы через пару дней будете чувствовать себя лучше и сможете занять свое место в суде? – Слова эти прозвучали абсолютно невинно.

– Нет, – ответил Уайт, ни на секунду не задумавшись. – Я обману вас, если дам вам повод подумать, что смогу скоро выздороветь… Я действительно не могу этого сказать. – Он проглотил комок в горле. – И если быть до конца честным перед всеми, принимающими участие в процессе… перед обвинением и защитой… то вы должны найти мне замену. – Он взглянул на своего коллегу, и в его глазах промелькнуло отчаяние.

Видя сочувствие на лице Телониуса, Питт подумал, что тот смягчится, однако Квейд продолжал наступать. Ничуть не изменив выражение своих добрых глаз, он продолжил таким тоном, словно Данрайт ничего не говорил:

– Прошу прощения, мой дорогой друг, но мне необходимо знать правду. Вы действительно выглядите так, будто очень сильно страдаете, но на больного вы совсем не похожи. Согласитесь, что это разные вещи!

Уайт попытался возразить, но не смог подобрать нужных слов.

– Если вы действительно больны, – продолжил Телониус, – то позвольте мне послать за вашим врачом. Я хорошо его знаю и уверен, что максимум через час он будет здесь, у вас.

– Послушайте! – запротестовал хозяин дома. – Я могу сам… послать за ним, если мне понадобится его помощь. Мне кажется, что вы берете… – Судья почти отвернулся от своих гостей и сделал бессильный жест рукой. – Поверьте мне на слово, Квейд, примите мои извинения и давайте все это забудем! Я вам все сказал.

Телониус даже не пошевелился.

– А мне кажется, что нет, – сказал он очень спокойно. – Может быть, я ошибаюсь – и в этом случае примите мои глубочайшие извинения, – однако мне кажется, что вы абсолютно здоровы в физическом смысле, и даже лорд-канцлер поймет, если…

– Вы что, угрожаете мне? – повернулся к нему Данрайт, и глаза его загорелись от гнева.

Телониуса такая реакция не удивила.

– А вам кто-то продолжает угрожать, несмотря на то, что Каделл мертв? – спросил он очень мягко.

Уайт стал бледным как полотно. Несколько минут он молчал – и ни Квейд, ни Питт не пытались нарушить тишину.

– А вы уверены, что шантажистом был Каделл? – решился наконец спросить «тяжелобольной» судья. Голос его при этом нервно задребезжал.

– Он сам в этом признался, – в первый раз с начала разговора открыл рот Томас. – Его предсмертная записка выглядела точно так же, как и письма шантажиста, и была составлена на такой же бумаге.

– Хотелось бы мне в это верить, – произнес Данрайт в отчаянии. – Боже мой, вы даже не представляете, как я хочу…

– Так в чем же дело? – нахмурился Квейд. – Вы что, получили еще одно письмо? Вам приказали отказаться от дела Лидбеттера?

Уайт рассмеялся – смех этот больше походил на истерику – и покачал головой.

– Нет… это никак не связано с делом Лидбеттера. – Голос его надломился. – Я просто так больше не могу. Думаю, что я уйду в отставку. Но больше это продолжаться не может. – Он вытянул перед собой обе руки, и стало видно, что они слегка подрагивают. – Но вы правы в одном – сегодня с утренней почтой я получил еще одно письмо.

– Можно мне взглянуть на него? – попросил Питт.

– Я его сжег… чтобы Маргерит случайно на него не натолкнулась. – Судья кивнул в сторону камина. – Но оно было таким же, как все остальные… с угрозами. Те же разговоры о разрушенной репутации, о страданиях – и никаких требований. – Его руки сжались. – Я больше так жить не могу… и не буду! – Он посмотрел на посетителей. – Моя жена в ужасе. Она не понимает, что происходит, но видит, что я сам не свой от тревоги. Я объяснил ей, что у меня очень сложный процесс, но вечно в эту сказку Маргерит верить не будет. Она очень мало знает об этом мире, но достаточно наблюдательна и совсем не глупа. – Как только он заговорил о жене, его голос смягчился. – И она очень беспокоится о моем благополучии. Кроме того, все это начинает сказываться на ее здоровье, и я не могу скрывать это от нее до бесконечности. Рано или поздно она поймет, что я ей лгу, а это испугает ее еще больше. Маргерит всегда полностью мне доверяла. И все это камня на камне не оставит от ее привычного образа жизни… – Данрайт поднял подбородок, и его плечи напряглись. – Вы можете поступать как вам заблагорассудится, Квейд, но я сделаю все, что этот шантажист от меня потребует. Я не позволю подвергнуть Маргерит угрозе скандала и бесчестья. Я вам уже об этом говорил и не понимаю, почему вы тогда мне не поверили. Я думал, что вы знаете меня лучше. – Сжав челюсти, он отвернулся.

На языке у Питта вертелось с десяток возражений, но он знал, что Уайт его не услышит. Страх, моральное истощение и отчаянное желание защитить жену делали его невосприимчивым к каким-либо доводам логики.

Телониус же решил сделать еще одну, последнюю попытку:

– Мой дорогой друг, Каделл мертв. И он больше ничем не угрожает ни вам, ни вашей семье. Прошу вас, обдумайте все еще раз, прежде чем вы сделаете шаг, который положит конец вашей долгой и блестящей карьере. Я притворюсь, что не слышал ваших последних слов…

Данрайт повернулся и уставился на коллегу испуганными глазами.

– …потому что, если я их слышал, – продолжил тот, – я обязан проинформировать о них лорда-канцлера. Не исключено, что он решит, что вы не можете занимать положение, требующее абсолютного доверия, если ставите интересы своей семьи выше ваших профессиональных обязанностей.

Уайт продолжал смотреть на него, бледный как смерть, слегка покачиваясь с носков на пятки.

– А вы очень жестоки, Квейд… Мне такая интерпретация в голову не приходила. – Данрайт с трудом сглотнул. – Хотя, с вашей точки зрения, все происходящее, возможно, выглядит именно так.

– Для вас это тоже так выглядело бы, если б мы с вами поменялись местами, мой дорогой друг, – заверил его Телониус. – И если вы хорошенько над этим подумаете, то согласитесь со мной. Или вы хотели услышать это от меня уже после того, как примете решение?