собирались целовальниками, что свидетельствует о бедности и ничтожном значении Мезени, тогдашней «Большой Слободы».

Новый собор, Богоявленский, деревянный, освящен в 1861 году; он — о пяти чешуйчатых куполах, с небогатым иконостасом, на котором в три ряда виднеются изображения святых; эти изображения новые, старые иконы развешаны по сторонам; над церковью — гладкий, будто в комнате, потолок. Подле этого нового собора, рядом с ним, высится старая деревянная, крытая шатром, со сквозной галереей наверху, колокольня; её однолеток, старый собор, находится шагах в полутораста и обведен общей с новым собором решеткой. Оба они стоят на зеленом лугу. Собственно говоря, трудно понять, почему понадобился в Мезени новый собор, заурядный по архитектуре и не каменный, если подле него в полнейшем здравии старого, массивного, неразрушимого леса красуется собор древний, вполне типичный, характерный. Он освящен в 1718 году, следовательно, почти одновременно с церковью Вытегорского погоста Олонецкой губернии, построенной, будто бы, по собственноручному плану Петра I, и имеющей с ним некоторое сходство. Центральных куполов на нем пять, причем средний высится на конусообразной основе; кроме того, имеются купола над приделами; все они крыты чешуйками; высокие, плоские кокошники очень красиво взламывают своими изогнутыми очертаниями прямые линии главного кубического основания собора. Древний иконостас — в четыре яруса; в соборе — два придела, но есть еще и третий, пристроенный не совсем симметрично, во имя Алексия Божия Человека. Престольный образ собора — Рождество Богородицы. В общем, включительно с колокольней, это — один из самых цельных, сохранившихся до нас, деревянных памятников Петровского времени и, как таковой, требует сбережения и поддержки.

Мезень. Новый собор.

Мезень. Старый собор.

Один из лучших домов в городе, в котором остановились путники, принадлежит купцу Ружникову, имеющему в Мезени, кроме торговли, салотопный завод белужьего жира; сало топится у него в деревянных бочках, в которые проведены чугунные трубы, нагреваемые горячей водой. Цена белушьего сала здесь на месте — три рубля. Из окон дома видна была толпа прохожих. Главные характерные одеяния, как сказано, были «малицы» и «дахи». Первые из них, это нечто вроде длинных рубах из шерсти «неблюя», то есть оленьего теленка, одеваемых через голову и составляющих одеяние, недоступное никакому ветру, так как в нем нет вовсе щелей, имеющихся в дахе, запахиваемой на груди. Костюм довершается меховой шапкой «пыжиком» и «пимами», сапогами, сделанными из оленьей шерсти волосом вверх, как и все остальное. Эти «пимы» шьются из самой крепкой, жесткой шерсти от ног и лба оленя; для теплоты под них в виде чулок одеваются «липты», сделанные из мягкой шерсти неблюев. Малиц и пыжиков виднелось в толпе очень много; для защиты от дождя, поверх их одевают полосатые ситцевые или полотняные балахоны. Наряд женщин никакими особенностями не отличался, если не считать обвязки головных платков с двумя рожками на лбу. Хотя красивых женщин не было и тут, но все-таки они были гораздо миловиднее кемлянок и колянок.

Ясный июньский вечер был очень прохладен. Пользуясь временем, нужно было поехать осмотреть одну исключительную замечательность Мезени. Местные люди сообщили о том, что «Мезень находится в полутора верстах от Ада». Как было не взглянуть на такой близкий к жизни ад! Это было тем необходимее, что о преисподней вспоминает поговорка, гласящая, что «от Колы до ада только три версты»; этих трех верст в Коле никто из посетивших этот город не сделал, — как было не сделать одной версты в Мезени? И действительно, — стоило того. Не вдали от города находится стрельбище команды; оно расположено на зеленом лугу, и подле этого луга, отделяясь от него прямой, резкой чертой, точно проведенной плугом, без всяких переходов или градаций, начинается бесконечная тундра, идущая отсюда на многие тысячи верст к океану. Решительно нельзя объяснить себе этого удивительного, резкого прямолинейного начала тундры. Она возле города совершенно суха и усеяна огромными кочками темно-бурого цвета с самыми чахлыми следами растительности. Говорят, что на эту тундру не отваживается ни одно живое существо, что сюда не прикочевывает самоед, зверь не идет, птица не залетает. Безотрадной теменью идет она отсюда в бесконечность, начинаясь вплотную у зеленой муравы. Не напрасно называют ее «адом», потому что взгляд на нее так полон бесконечной, молчаливой, безответной смерти, что ничего подобного и представить себе нельзя. Надо стоять на обрезанном прямой чертой краю этой тундры, видеть, как сторонится ее пасущаяся подле лошадь, как отлетает в сторону птица, чтобы признать возможным то впечатление, которое действительно выносится. Кажется, безобидна тундра, и молчит она и не трогает, но смертью веет от неё, смертью со всего бесконечного расстояния многих, очень многих тысяч верст.

Второе чудо Мезени — это река Мезень. На географических картах, всем известных, реки: Двина, Мезень, Печора, обозначаются совершенно одинаковыми темными извилинами. Это величайшая ложь. Что Двина могуча, в этом нетрудно убедиться, проехав ее всю; говорят, что Печора слабее её; но что касается Мезени, то это — дрянная, проходимая вброд речонка. Вода точно припухает в ней дважды в день, во время приливов, но и тогда пароход, сидящий в воде только четыре фута, не рискует подойти к городу. Что же должно быть дальше, выше по реке?! Во время отлива река представляется небольшой мутной речонкой, текущей по извилистому фарватеру, в длинных подушках обсушных песков, истыканных повсюду камнями, торчащими вдоль обоих берегов лентами какой-то неприглядной, острой сыпи. Реки Мезени — такой, какой является она на наших географических картах, положительно не существует.

Почти четыре месяца в году в Мезень, как сказано, не приходит решительно никакой почты, если не считать случайно доставляемую через завод. До ближайшего города Пинеги, еще более глухого, чем Мезень, отсюда 303 версты летом и 143 зимой. Очень дешевы здесь шкуры оленя, лисицы, песца; на одном из городских дворов лежали сваленные в большую груду оленьи рога; они идут отсюда за границу, и цена им — от сорока копеек до двух рублей пуд, смотря по требованию и достоинству самого материала. Недурны образчики местной ржи, которая созревает в Мезени порядочно. Лугов очень много и, сообразно с этим, скота.

Светла и очень прохладна была тихая ночь. Дахи и малицы, как летнее одеяние, были совсем уместны. Отъезд из Мезени назначен был, по соображению с приливом, на завтра, 26-го июня, к 11 часам утра. Путники и не подозревали, какую чудесную картину увидят они в заливе, подойдя к ожидавшему их судну.

От Мезени