а настоящий процесс, в котором проявлена работа «духа».

Во главе процесса истории стоят «выдающиеся» люди. На самых ранних стадиях истории цивилизации, в период, который Гегель назвал «семитской» фазой, ведущими «стражами цивилизации» были древние евреи и другие народы Ближнего Востока. Затем, в «классический» период, настала очередь греков и римлян. Гегель считал современный ему период «германской» фазой, в которой главной движущей силой истории являлись немцы, англичане и другие народы Северной Европы. Таким образом, философия Гегеля легла в основу современного демократического либерализма, нацизма и коммунизма.

Стоит сравнить гегелевскую точку зрения на историю с той, какой придерживались традиционные общества, где человеческая история сама по себе имела незначительную ценность, являясь лишь повторением событий, описанных в мифе.

Гегель полагал, что история развивается «диалектическим» образом. В диалектике одному утверждению, тезису, противополагается другое, антитезис, чтобы в результате получилась новая идея — синтез. К примеру, марксистская теория коммунизма утверждала, что классовая борьба между рабочими (тезис) и капиталом (антитезис) должна привести к социализму (синтез); таким образом, весь процесс истории движется к утопии чистого коммунизма. Марксизм — это великолепный пример действия гегелевской концепции линейной истории.

Гегель писал, что самая примитивная стадия религиозного развития — это «природная религия», или стадия «колдовства». От этой стадии человечество, постепенно развиваясь, приходит к монотеизму — по словам Гегеля, признанию «духовной индивидуальности Бога». На этом этапе Бог перестает быть антропоморфной проекцией, выражающейся через историю, и становится трансцендентным духом, продолжающим действовать в истории.

Гегель считал, что величайший вклад Бога в историю — это миссия Иисуса Христа, призванного примирить Бога и человечество. В результате смерти Христа союз между Богом и человеком превращается из «факта» в «жизненно важную идею», которая отныне руководит человеческой жизни, придавая ей цель.

Младогегельянцы

Неогегельянцы, или левые гегельянцы, явились главной силой в процессе «демифологизации» западной культуры.

После смерти Гегеля одна из групп его последователей, так называемые правогегельянцы, использовали его философскую систему для защиты христианства от другой группы его последователей — младогегельянцев. Младогегельянцы испытали сильное влияние шотландского философа Дэвида Юма, который полагал, что если нечто нельзя подтвердить эмпирически (наблюдением при помощи пяти чувств) или если оно не является логически самоочевидным, то оно не имеет никакой ценности.

Младогегельянцы решили, что поступательное движение истории требует рационального пересмотра христианства, которое они восприняли как «старомодное»: прогресс истории требовал новых религиозных воззрений, которые могли бы выдержать эмпирическую проверку. Будучи рационалистами и эмпириками, они считали, что миф и сверхъестественные элементы религии лежат вне области объективного доказательства и являются «выдумкой». Они скептически относились ко всем существующим религиям, поскольку те были основаны на «иррациональном» опыте веры. Они ставили под сомнение способность какой бы то ни было религиозной системы, основанной на мифе, выжить в «научном» девятнадцатом столетии.

Самым влиятельным среди младогегельянцев был Давид Фридрих Штраус (1808–1874). Он считал, что христианство необходимо изучать с точки зрения исторической перспективы, следуя теориям Гегеля. Штраус написал книгу, вызвавшую множество толкований, в которой Иисус Христос изображался заурядным историческим персонажем, обычным. сыном Марии и Иосифа. Он отрицал сверхъестественные элементы в Евангелиях.

Во Франции Эрне Ренан (1823–1892) под влиянием Гегеля и Штрауса шокировал французскую публику «демифологизированной» биографией Иисуса, лишенной каких бы то ни было сверхъестественных элементов. Он назвал ее «историзованным» евангелием. Для Ренана, как и для Штрауса, «новой» религией Запада должен был стать рациональный, демифологизированный взгляд на исторического Христа с акцентом на этическое учение.

Еще одним младогегельянцем был Бруно Бауэр (1809–1882), товарищ Штрауса и один из сотрудников Карла Маркса. Бауэр писал, что Евангелия, были целиком и полностью сфабрикованы, что они неспособны выдержать испытание гегельянского исторического доказательства; он зашел так далеко, что даже ставил под вопрос историческое существование Иисуса Христа.

Здесь мы снова можем вспомнить утверждение Жане, что общество отказывается от своего мифа, когда боги перестают говорить с людьми. В середине XIX века «богам» было почти нечего сказать человеку.

Немецкая форма критики Библии

Группа немецких исследователей Библии и теологов решила совершить критический исторический анализ Библии, что внесло бесценный вклад как в исследование Библии, так и в демифологизацию культуры.

Самым известным среди них был Фердинанд Кристиан Баур (1792–1860), изучавший Новый Завет, особенно Послания Святого Павла, в свете исторических обстоятельств, при которых они были написаны. Особенно интересовали Баура конфликты в ранних христианских церквях.

Вслед за Бауром в этой области стал работать Адольф фон Гарнак (1851–1930), изучавший развитие символов веры в ранней христианской церкви и пришедший к выводу, что оно было обусловлено конфликтом между Церковью и гностическими ересями. Гарнак был убежден, что мифологические и сверхъестественные элементы Священного Писания, содержавшиеся в этих символах веры, являлись плодом упомянутого конфликта. Труды Гарнака оказали влияние как на Карла Барта, защитника традиционного христианства в XX веке, так и на Рудольфа Бултманна, подчас противоречивого библеиста, стремившегося распознать «мифологические» элементы в Священном Писании.

Следует сказать также о влиянии Гарнака на Альберта Швейцера (1875–1965). Сегодня его знают как филантропа, врач-миссионера и концертного, органиста. Швейцер написал книгу под названием «Поиск исторического Иисуса», устраняющую из библейского повествования мифологические вкрапления и представляющую Иисуса типичным древнееврейским проповедником, озабоченным одной-единственной идеей: немедленным пришествием Царства Божьего. Швейцер утверждал, что, поскольку конца света не случилось, Иисус умер, исполненный горечи и озлобления. Его последователи написали Евангелия, добавив в них сверхъестественные элементы в попытке оправдать жизнь и служение Христа.

И, наконец, упомянем, немца Рудольфа Бултманна (1884–1976), который рассматривал новозаветные тексты как мифологические по своей сути и пытался отделить мифологическое от исторического в событиях жизни Иисуса[51].

Позитивизм и логический позитивизм

Главным философским противником ценности сверхъестественного был позитивизм, философия французского мыслителя Огюста Конта (1798–1857). В его философии лежат истоки современного материализма и интерпретаций мифа, предложенных Фрейдом и Леви-Штроссом.

Конт считал, что научный метод можно применить к исследованию любого феномена, в том числе, безусловно, и человеческого поведения; благодаря этому Конт стал основателем социологии и других общественных наук. С его точки зрения, все, что нельзя подвергнуть научному наблюдению, не существует.

Не страдая особой скромностью, Конт заявил, что его позитивизм — третья и последняя из трех фаз истории человечества. На первой, «теологической», стадии для объяснения всех явлений были необходимы религия и миф. Вторая, «метафизическая», стадия была основана на философских рассуждениях о «идеалах» и «абсолютах». На стадии «позитивизма» будет достаточно одного лишь научного наблюдения. Для Конта причинное мышление являлось окончательной формой мысли.

Конт считал, что религиозные верования, основанные на сверхъестественном, скоро отомрут. Поэтому он основал собственную «религию человечества», немало позаимствовав у католических обрядов. Конт установил