закреплять его на месте. Для швов в идеале нужно использовать нить толщиной 8–0. Это очень тонкая нить. У нас таких в клинике не было, и надо было специально заказывать. Но хирургические нити заказывают оптом, и коробка целиком стоит 600 фунтов. Поэтому пришлось зашивать тем, что у нас было, размером 6–0. Это лишь на чуть-чуть тоньше, чем нужно. Нить крепится к игле. Роговица на удивление твердая. Мне пришлось ухватить край язвы крошечным пинцетом и проткнуть поверхность глаза пятимиллиметровой иголочкой. Я мог погрузить иглу лишь на половину глубины глаза, не больше. Каждый шов был испытанием. Насколько сильно можно протыкать? Насколько глубоко можно втыкать? К сожалению, такому в теории не научишься, надо испытать на практике. Отрицательный результат такой практики означает, что операция провалилась. Без наставника-эксперта в этом деле делать подобные операции чрезвычайно трудно, как эмоционально, так и интеллектуально. Медленно, но верно я продвигался. Еще несколько стежков, и лоскут закреплен на месте. Моя уверенность вернулась ко мне. Я смог это сделать; все должно сработать, как запланировано.

Закончив операцию и вздохнув с облегчением полной грудью, я окинул взором свою работу. Меня немного беспокоило, что в центре лоскут был немного натянут, в учебнике говорилось, что никакого натяжения не должно быть. Проматывая все этапы назад, я подумал, что мне надо было поступить несколько иначе. К несчастью, стопроцентные хирургическая точность и прозорливость возможны лишь в «ретро»-спектроскопе. Теперь я ничего не мог изменить без того, чтобы нарушить доступ крови и жизнеспособность этого участка. Придется довольствоваться этим; поживем – увидим, как говорится.

План на выходные был прост: продолжать капать в оба глаза капли; Франческа придет на помощь мистеру Уэльсу и его дочери в уходе за больным. Она очень сблизилась с семьей Горацио, и для нее исход лечения стал таким же важным, что и для хозяев кота. Я же был занят другими делам в выходные, но мысли о Горацио не раз посещали меня в эти дни.

Понедельник станет моментом истины.

Мистер Уэльс привез кота в клинику и выглядел довольным. Горацио дома отдохнул, ел-пил и в целом радовался жизни, как обычно. Мне было приятно это услышать, и я даже улыбнулся у себя под маской, хотя вряд ли мистер Уэльс это заметил, когда передавал мне переноску с котом из машины. Как только мы пришли в кабинет, я достал кота из переноски и поместил его в наш загончик для животных. Конечно же, с утра его не кормили, и кроме глазных капель и обезболивающих, он дома ничего не получил, а потому я сперва накормил кота и дал ему напиться, стал гладить и при этом рассматривать прооперированный глаз. Трансплант вроде бы держался на месте. Франческа тоже заглянула в кабинет с поздравлениями с успешно проведенной операцией и комплиментами в виде пары сэндвичей мне на обед.

Во вторник мы повторили все снова. Осматривая в этот раз свою лоскутную работу, я заметил, что один из швов отошел. У меня сердце упало. К четвергу было уже заметно, что лоскут не сможет больше держаться на тех оставшихся швах и кусок конъюнктивы свободно болтался. Я стал распекать себя. Я был настолько самонадеян, что возомнил, будто смогу справиться с такой операцией без микроскопа. Я все делал так, как было написано в учебнике, но я же должен был перестраховаться и не лезть в глаз без микроскопа. Я же видел, что лоскут был натянут, и ничего не сделал, чтобы это исправить. И вот тебе результат. Все пропало.

Я выложил все Франческе, на ее лице появилось такое выражение, которое, возможно, отражало тот же ужас, что был на лице и у меня. Посоветовавшись, мы решили, что я должен все сообщить мистеру Уэльсу сам. Ведь это же я все затеял. С тяжелым сердцем стал набирать его телефон. Разговор получился долгим.

У нас было несколько вариантов, и ни один из них не гарантировал хорошего результата.

1. Мы можем попробовать сделать еще один трансплант. Что если и он отвалится? Каждый день, пока мы пытаемся вылечить Горацио, кот переносит боль.

2. Мы можем удалить правый глаз. Это позволит снять боль в правом глазу, и мы сможем сфокусироваться на лечении левого глаза. А что если и левый глаз начнет портится? Тогда кот ослепнет. У себя дома он, возможно, сумеет сориентироваться. Я задавал себе вопрос, нужно ли обрекать кота на все эти страдания только лишь для того, чтобы он в конце концов ослеп совсем.

3. Мы можем его усыпить. Иногда самым верным решением является признать поражение. Мы просто не можем, несмотря на все достижения нашей медицины и искренность собственных намерений, спасти каждое животное, которое привозят к нам в клинику. Возможно, что пришел тот момент, когда надо принять как факт, что меньше – это лучше, и сказать «прощай» своему пожилому пациенту.

Горацио было 19, и у него начиналась болезнь почек. Справедливо ли заставлять его страдать и дальше? Несмотря на его кроткий нрав, я знал, что он страдает. После долгого задушевного разговора с мистером Уэльсом мы пришли к тому, что будет правильным усыпить Горация. Если Франческа до этого была расстроена, то теперь она была безутешна. Мистер Уэльс не хотел усыплять кота немедленно. Он хотел забрать его домой на выходные и побаловать его напоследок. Я лично не поддерживал такое решение. Я считаю: если принял решение, то не следует откладывать; долгие проводы – лишние слезы, как говорится. Однако кот не мой, поэтому я выдал им достаточно болеутоляющих, чтобы Гораций не сильно страдал. Глазные капли также были в достаточном количестве дома у мистера Уэльса. Франческа собиралась навестить их обоих в выходные, чтобы попрощаться навсегда.

Для меня эти выходные стали неприятной интерлюдией. Я плохо спал, две ночи провел в бессоннице, прокручивая все детали в голове. Что еще можно было сделать? Вызваться и отвезти Горация к специалисту? Может быть. Моему собственному коту специалист пересаживал роговицу около года назад. Первая операция не удалась, пришлось делать вторую. Она прошла успешно, и Локи выглядел еще круче со своим шрамом на глазу. Бьюсь об заклад, что местные кошки по достоинству оценили такое свидетельство мужественности. Конечно, операции бывают провальными, но я не мог избавиться от мысли, что я-то видел еще в ходе операции, что трансплант недостаточно хорошо сидит, на что же я надеялся. Или же я надумываю? Я ведь сделал все, что мог, и все равно это было слабым утешением. Мне даже приснилось, что я делаю повторно операцию