И все же Эрик выбрал именно этот столик. То есть он хотел, чтобы последнее место передачи располагалось перед камерой, по крайней мере, пока шла быстрая партия в шахматы.

Он хотел, чтобы все, что произошло, было видно.

Кади никак не могла сосредоточиться, окруженная толпой людей на станции, поэтому направилась в «Фелипе», мексиканский ресторан, любимый студентами, особенно пьяными. Самые оживленные здесь часы, казалось, были между девятью часами вечера и двумя часами ночи; в обычное обеденное время Кади была тут практически одна.

Она села у окна, выходящего на Брэттл-стрит, и развернула фольгу на буррито. Пар осел на холодном стекле, как дуновение дыхания. Почему Эрик хотел, чтобы тот человек или процесс передачи был записан на камеру, а предыдущие два – нет? Что изменилось? Кади осторожно откусила, стараясь ничего не уронить на синюю тетрадь, и внимательно посмотрела на страницу с координатами, надеясь найти еще какие-то подсказки.

В глаза бросилась дата: двадцатое ноября. Так близко ко Дню благодарения. На нее накатила волна беспокойства, а вместе с ней и очень специфические воспоминания о том, как он был дома в тот День благодарения. Они не поехали на общесемейное собрание в дом дяди Пита и тети Лоры, потому что Эрик стал совершенно невыносимо придирчив к приготовлению пищи. Кади не возражала против небольшой передышки, ей надо было подготовиться ко второму туру экзаменов. Так что во вторник она растянулась на диване, готовясь к контрольной, когда услышала, как Эрик наверху настойчиво зовет мать, которой не было дома. На пятый раз услышав «мам», Кади потеряла терпение. Она швырнула учебник и пошла наверх.

«Эрик, заткнись!» – гаркнула Кади, не дойдя до верхней площадки.

Эрик не отозвался, но дверь его комнаты была открыта, так что он наверняка услышал.

«Мамы нет дома, так что перестань уже орать…» – Голос Кади оборвался, когда она вошла и обнаружила Эрика сидящим на корточках перед комодом с выдвинутыми ящиками.

Выглядело, как будто он собирался обокрасть собственную комнату.

«Что ты делаешь?»

«Мамы нет? – Эрик оглянулся через плечо, продолжая рыться в нижнем ящике. – Тогда мне надо ей позвонить».

«Нет, не надо. Она встречается с застройщиком нового жилого комплекса. Для нее это очень важно».

За год, прошедший с первого нервного срыва Эрика, их мать вплотную занялась изучением шизофрении и наблюдением за его лечением как основным занятием, значительно сократив время работы в качестве риелтора. Кади слышала, как родители спорили по этому поводу. Отец считал, что мать теряет себя, играя в доктора, она же считала, что он недостаточно вовлечен. Эрик понятия не имел, какая возможность была у матери с этой встречей и как неохотно она приняла ее из-за его состояния.

«А в чем проблема? Я могу помочь?»

«Моя одежда не на своих местах в ящике».

«Может, – Кади хмыкнула, – если бы ты сам стирал…»

«Кто-то рылся в моих вещах, кто-то здесь был!»

Лицо Эрика вспыхнуло ярким румянцем.

«Так, ладно, успокойся. Наверное, просто папа положил вещи неправильно».

Эрик вытаскивал из нижнего ящика брюки, шарил по карманам, потом бросал на пол.

«Папа никогда не стирает».

«В этот раз стирал, чтобы мама могла подготовиться к встрече. Вот и все».

«Нет, я не могу так рисковать. Все надо проверить», – он указал на груду чистой одежды на полу.

«Проверить на что?»

«Жучки, устройства слежения, прослушка, всякое такое».

С тех пор как ему официально поставили диагноз, вся семья прошла ускоренный курс, как вести себя при его шизофренических галлюцинациях, но они были неидеальными учениками. Ее мать учила дочь, как справляться с его бредом, используя метод СССП – аббревиатура означала: слушать, сопереживать, соглашаться и быть партнером, – но Кади еще не использовала его самостоятельно. Она должна была скрывать свои суждения и относиться к его бреду так, как будто это обоснованная забота, и все же перестать его подтверждать. Но согласиться без суждения было нелегко, особенно для сестры.

«Ты думаешь, тебя прослушивают? – произнесла Кади с отработанным спокойствием; ей бы хотелось, чтобы мать была здесь и увидела, как дочь «внимательно слушает». – Я понимаю, это очень большой стресс».

«Стресс?» – Эрик бросил на нее испепеляющий взгляд, словно именно она тут говорила глупости.

Кади уже была готова рассердиться, но тут Эрик вытер рот, и она увидела, что у брата дрожит рука.

«Не надо было мне приезжать домой на День благодарения. За мной следят, теперь они знают, где вы живете».

«Ничего страшного, я не волнуюсь».

«Ты не волнуешься, потому что не понимаешь».

«Так объясни мне. Я хочу помочь. Я на твоей стороне».

«Я уже проверил эту кучу, но пересмотри ее еще раз. Смотри во всех карманах, даже в самом маленьком внутреннем. И ищи любые кнопки или люверсы, которые не соответствуют остальным. Я не уверен, с кем мы имеем дело, с ФБР или русскими, но у каждого из них может быть незнакомая нам технология. Поэтому ищи все нетипичное».

Кади без энтузиазма подняла брюки цвета хаки, не совсем уверенная, как правильно искать несуществующие устройства. К счастью, похоже, Эрик не слишком пристально за ней наблюдал. Он начал ходить по комнате, как будто волнение в голове, не давало ногам покоя.

«Я подозревал, что кто-то следит за мной уже какое-то время. Я думал, что это тот самый парень. Но я не должен с ним встречаться, что влечет за собой проблему, потому что как я могу знать, кто за мной следит, если не знаю его внешности. Так что в последний раз я его ждал».

«Ждал кого?»

«Я не знаю кого! Именно поэтому мне пришлось ждать, чтобы его увидеть, – Эрик раздраженно помотал головой. – В любом случае, когда он приехал, разговаривал по телефону. По-русски».

Эрик открыл глаза, наполненные пониманием, совершенно недоступным Кади.

«И я должен был что-то сделать. Если мои подозрения верны, это может быть возмездие».

Кади, должно быть, слишком тяжело вздохнула, потому что Эрик резко замер. Он посмотрел на нее со смесью подозрения и обиды:

«Ты мне не веришь».

Ее разум оцепенел, она не знала, как «сотрудничать», не усугубляя бред.

«Я не знаю. Но я здесь, чтобы помочь решить твою проблему».

«Почему ты разговариваешь со мной как с каким-то роботом? Ты думаешь, я не слышу, насколько это неискренне звучит?»

«Эрик, я стараюсь изо всех сил».

«Ты разговариваешь со мной снисходительно».

«Я считаю, что постоянный прием лекарств может очистить твою голову, поэтому…»