– Дорогой! – воскликнула Арлетта, бросаясь в объятия Годфри, когда после концерта она, как обычно, зашла к нему за кулисы. – Ты чудесно играл! И весь оркестр тоже. Честное слово, это был ваш лучший концерт!

Вместо ответа Годфри прижал Арлетту к себе и уткнулся лицом в ее волосы. Пожалуй, он обнимал ее даже крепче, чем обычно, ведь он тоже знал, что завтра в это же время он будет далеко и не сможет ни пойти в клуб, готовый с радостью принять его в свои бархатно-золотые объятия, ни прижать к себе эту прекрасную хрупкую женщину. Ему не будут улыбаться незнакомые люди, перед ним не будут заискивать разбитные лондонские журналисты и герои светских хроник с двойной фамилией[31]. Завтра он снова превратится в наемного музыканта, который развлекает публику за деньги, снова станет играть на своем кларнете перед людьми, которые знают о джазе только понаслышке, и сегодняшний вечер станет казаться ему просто сном.

– Идем со мной, Арлетта, – шепнул он ей на ухо. – Мы приедем в клуб попозже. Сегодня я хочу погулять с тобой по городу. Только ты и я.

Она посмотрела на него и кивнула.

– Это будет просто чудесно, – сказала она.

Извинившись перед друзьями, они выскользнули из концертного зала в темноту сентябрьской ночи. В воздухе еще чувствовалось тепло ушедшего лета, но Арлетта все равно взяла Годфри под руку и прижалась к нему покрепче.

– Пойдем к реке? – предложил он.

– Пойдем, – согласилась она.

Повернувшись, они двинулись прямо на юг – в сторону Олдвич-стрит. Легкий ветерок колыхал страусовые перья на голове Арлетты, а каблуки ее туфель цокали по брусчатке, словно крошечные копыта. На набережной они сели на каменную скамью, и Годфри обнял ее за плечи, не обращая внимания на любопытные взгляды проходивших мимо парочек.

– Эти два с половиной месяца были самыми счастливыми в моей жизни, – сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

– Я могу сказать то же самое и о себе.

– Раньше мне и в голову не могло прийти, что я окажусь в самом сердце чужого города, что меня так тепло примут, что я полюблю прекрасную англичанку, увижу столько нового, побываю в самых разных местах и испытаю все то, что я испытал в этой стране. И что бы со мной ни случилось, Лондон навсегда останется для меня самым лучшим городом на свете. – Он улыбнулся и, наклонившись, поцеловал ее в губы.

– Для меня тоже, – согласилась Арлетта. – Я никогда не думала, что у меня будет такая жизнь, что в Лондоне меня примут и полюбят. Я не думала, что окажусь в самой гуще событий и познакомлюсь с таким мужчиной, как ты, – музыкантом-виртуозом, человеком с певучей душой.

И она тоже поцеловала его в губы.

– Знаешь, – сказал Годфри после паузы, – я бы хотел поселиться здесь навсегда.

Арлетта удивленно взглянула на него. Никогда прежде он не говорил с ней о будущем – только о следующем концерте, о следующей гастрольной поездке.

– Да, я бы очень этого хотел, – продолжал Годфри. – С самого начала я был уверен, что никогда не вернусь домой, но не знал, где, в каком месте я осяду, где мне будет так же хорошо, как дома. Но теперь я, кажется, знаю… Здесь. В Лондоне. – Он широко развел руки, словно хотел обнять и свинцово-серую Темзу, и изрыгающие клубы дыма трубы домов и коттеджей, и молчаливые газовые фонари на противоположном берегу, потом повернулся и точно таким же жестом охватил крутой изгиб Олдвич-стрит, театры, отели и множество красивых молодых леди, передвигавшихся в экипажах и такси. – Ты чувствуешь, какое это живое, отзывчивое место? – спросил он. – Оно живет, дышит, пульсирует энергией, оно открыто для всех и готово принять любого. И конечно, это место, где есть ты, Арлетта…

– Так когда же… – Она замолчала, не желая первой заговаривать о его планах на будущее, и тем не менее ей нужно было хоть что-то – хотя бы легкий намек, за который она могла ухватиться. Ей нужна была надежда. – Когда ты закончишь ездить с гастролями? Когда, как ты думаешь, ты сможешь остепениться и жить на одном месте?

Годфри рассмеялся.

– Это великая тайна, моя дорогая. Пока на нас есть спрос, мы будем выступать и выступать: гастроли приносят хорошие деньги. Наверное, когда зрители перестанут ходить на наши концерты, вот тогда каждому из нас придется выбирать, что делать дальше, но пока этого не случилось, все будет так, как сейчас.

– Но, Годфри, ты же такой искусный музыкант! Я даже думаю, что ты – лучший в мире кларнетист. Почему тебе обязательно нужно разъезжать с оркестром? Почему бы тебе не уйти из этого твоего Южного синкопированного? Я уверена, что любой лондонский клуб с удовольствием наймет тебя в качестве музыканта. Возможно, даже вместе с братьями Лав…

Годфри криво усмехнулся и сильнее прижал ее к себе.

– После Манчестера, – сказал он, – мы надолго вернемся в Лондон. Может быть, даже на несколько месяцев. Я обещал мистеру Ку́ку, что проработаю в оркестре еще год, ну а потом… Потом я, вероятно, найду в Лондоне клуб, где мы будем выступать с братьями Лав, куплю маленький домик и…

Арлетта почувствовала, как у нее дрогнуло сердце.

– …И заведу себе маленькую женушку.

Она слегка отстранилась и посмотрела на него почти сердито. Ей казалось – он не должен шутить такими вещами.

– …Маленькую женушку и маленькую собачку.

– Годфри! – с негодованием воскликнула она. – Это совершенно не смешно!

– Я и не собирался смеяться, Арлетта.

Она пристально посмотрела на него, перевела взгляд на реку и снова повернулась к Годфри.

– Послушайте, мистер Каперс, – сказала Арлетта сердито. – Я что-то не совсем вас понимаю…

– А тут и понимать нечего, мисс де ла Мер. – Он улыбнулся ей ласково и нежно. – К сожалению, сейчас мое положение в обществе недостаточно определенно, чтобы сделать вам официальное предложение, но уверяю вас: из всех женщин, которых я когда-либо встречал, вы – единственная, с кем я хотел бы жить вдвоем в маленьком домике. Другие женщины… они нередко вызывают у меня желание поскорее сесть на пароход и уплыть куда-нибудь подальше, но ты – другое дело. Ты вызываешь у меня желание поселиться в таком месте, где я мог бы каждый день видеть твое лицо, где я мог бы обнимать тебя и наблюдать, как ты меняешься, взрослеешь, становишься старше. С тобой мне хочется стать зрелым мужчиной, остепениться и зажить нормальной семейной жизнью.

Арлетта наморщила нос.

– О, мой несравненный Годфри!.. Твои слова меня просто… пугают.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Пугают?.. Почему?

– Такие девушки, как я, не хотят, чтобы мужчины мечтали остепениться и жить тихой и скучной жизнью в маленьком домике. Я хочу, чтобы мой избранник мечтал о большом доме, о больших приключениях и о множестве поразительных и захватывающих вещей, которые мы могли бы делать вместе.