Грейс побледнела, представив хороших парней, таких, как Том, помешавшихся от ужасов войны.

– Я считал, что он заслуживает наказания. Ведь он не в сражении с ним расправился. Это было убийство в чистом виде. Но мои начальники и слышать о том не хотели. Они готовы были судить только немцев и не желали портить картину победы антигитлеровской коалиции. Но я настаивал. И тогда они заявили, что я жажду крови американца, потому что сам я из семьи немецкого происхождения. – Грейс вспомнила, что фамилия Марка – Дорф. Она и раньше догадывалась, что он по происхождению немец, но спрашивать об этом не хотела. – И даже заговорили об измене.

– И ты подал в отставку?

– Да, чтобы меня не отдали под трибунал. Ты, наверно, считаешь меня трусом. Сожалею, что не рассказал тебе об этом раньше.

– Нет. Я считаю, что это смелый поступок. Но почему ты решил рассказать мне об этом сейчас?

– Мне кажется, ты винишь себя за гибель Тома и потому бежишь ото всех. Но в жизни не бывает так, что это только черное, а это – белое. Это относится и к твоим решениям, и к моим, и к решениям Элеоноры. Наверняка, у нее были причины поступить так, как она поступила.

– Возможно.

– Не веришь?

– Я уже не знаю, чему верить. Но я ужасно рада, что ты приехал. – Эти слова вырвались сами собой, помимо ее воли. Грейс почувствовала, что краснеет.

– Правда? – Он шагнул к ней. – Я тоже.

– Несмотря на то, что все так сложно?

– Особенно из-за этого. Я приехал не для того, чтоб упростить наши отношения.

Марк обнял ее, и несколько секунд они просто стояли, приникая друг к другу. Грейс подняла к нему лицо, перехватила его взгляд. Она видела, что Марк хочет ее поцеловать, и на этот раз тоже желала этого, очень, искренне. Он склонился к ней, она закрыла глаза. Их губы встретились.

Сзади раздался шум.

– Грейс, ты не поверишь: я купил Сэмми велосипед и… – Фрэнки умолк на полуслове. Марк и Грейс разомкнули объятия, но он все видел.

Грейс прокашлялась.

– Фрэнки, это Марк Дорф. Товарищ моего мужа. – Своим объяснением она лишь усугубила неловкость.

Фрэнки переводил взгляд с нее на Марка и обратно. Грейс внутренне съежилась, ожидая, что он сейчас скажет. По его лицу она затруднялась определить, сердится он или просто удивлен.

– Я не ждала, что вы вернетесь так скоро, – пролепетала она.

– Кстати, помнишь, ты просила разузнать что-нибудь о той женщине? – Фрэнки с беспокойством посмотрел на Марка, словно не был уверен, можно ли при нем говорить.

– Рассказывайте. Марк в курсе.

– Сегодня я был в иммиграционной службе, нужно было кое-что уточнить по усыновлению Сэмми. И там встретил одного своего товарища из таможни. Он нашел регистрационную карточку, что она заполнила при въезде.

– Элеонора?

– Ничего особенного там не было. Она прибыла в Америку за день-два до того, как погибла. Прилетела на самолете.

Грейс кивнула, но снова приуныла. Это она знала из паспорта, который ей показали в консульстве. А чего, собственно, она ожидала? По иммиграционной карточке не определишь, о чем думала Элеонора, зачем приехала в Нью-Йорк, связано ли это с тем, что она предала своих подопечных.

– Спасибо. – Грейс все равно была благодарна Фрэнки за попытку помочь.

– В деле было только вот это. – Он вытащил из кармана блокнотик и показал ей запись. – Этот адрес она указала в качестве пункта назначения в США.

Взглянув на адрес, Грейс почувствовала, как по спине побежали мурашки. Квартира в Бруклине. Под адресом корявым почерком Фрэнки – копия записи из графы: «Принимающая сторона». Она прочитала фамилию – и похолодела.

– Я должна идти, – сказала Грейс, хватая сумку. – Спасибо! – Она чмокнула Фрэнки в щеку, да с таким жаром, что он откинулся на спинку стула.

– Давай, может, я с тобой? – крикнул ей вслед Марк.

Но Грейс уже выскочила за дверь. Есть вещи, которые женщина должна делать одна.

Лондон, 1946 г.

– Элеонора. – Директор поднял голову от стола. Из Цюриха она вернулась четыре дня назад. И теперь, с документом в руке, стояла в дверях его кабинета – явилась без предупреждения. – Я не ждал вас так скоро. Как съездили во Францию?

– Во Франции я ничего не нашла.

Директор откинулся в кресле и взял курительную трубку.

– Жаль. Я благодарен вам за старания, но мы ведь всегда знали, что, возможно, это напрасная затея: слишком много времени прошло. Надеюсь, вы все-таки получили ответы хотя бы на часть своих вопросов.

– Я не говорила, что вернулась ни с чем, – подчеркнула Элеонора. – Я сказала, что ничего не нашла во Франции. Но потом у меня появилась возможность съездить в Германию и допросить Ганса Криглера.

– В Германию. – Директор задумался, держа в руке нераскуренную трубку. – Криглера, насколько мне известно, судят в Нюрнберге, да? Как вам удалось к нему проникнуть?

– Удалось. Его держали в Дахау. Я успела поговорить с ним до того, как его увезли. И он привел меня вот к этому. – Она показала Директору документ, который забрала из банковской ячейки. – Вы знали, что немцы завладели нашей рацией. Но все равно продолжали передавать секретную информацию.

Директор взял у нее листок и, даже не читая его, возмущенно воскликнул:

– Полнейший абсурд, Элеонора! Я в жизни не видел этого документа.

Элеонора протянула руку. Не для того, чтобы забрать у него радиограмму.

– Журнал сеансов радиосвязи. Покажите его мне. И не говорите, что он сгорел при пожаре, – добавила она, пресекая всякие возражения. – Я знаю, что у вас есть свой экземпляр. – Директор смотрел на нее немигающим взглядом. Потом в лице его появилось смирение. Он повернулся к картотечному шкафу, что стоял у него за спиной, набрал комбинацию цифр на сейфовом замке, повернул ручку, и ящик открылся. Директор вручил ей папку.

Элеонора принялась листать организованную по датам радиопереписку между Лондоном и «Сектором Ф» и наконец нашла копию радиограммы, которую предоставил ей Криглер. Значит, Лондон все-таки ее получил. Она была идентична той, что дал Криглер. Только на ней еще стоял штамп «Получено» и на прикрепленном листе – штамп «Не подтверждено» – предупредительный значок радиотелеграфиста, принявшего донесение. Следом шел документ с пометкой «Продолжать радиообмен». Кто-то издал распоряжение не прекращать радиообмен, несмотря на предупреждение, что данное сообщение было подделкой. Этого документа Элеонора никогда в глаза не видела, но напечатан он был на ее именном бланке.

– Вы скрыли это от меня.

– Не уведомил, – поправил ее Директор. Будто это что-то меняло. Она продолжала передавать и получать сообщения, не догадываясь, что немцы сами подтвердили УСО ее подозрения, которые она неоднократно доводила до сведения Директора. Однако вышестоящие лица – Директор и бог знает кто еще – утаили от нее эту информацию, чтобы она не прекращала радиообмен. И это привело к аресту и гибели ее подопечных. Она давно начала сомневаться в подлинности поступающих донесений, но ей и в кошмарном сне не могло присниться, что управление будет сознательно жертвовать собственными людьми.