Это ведь от них ОНА заразилась тем, что вначале казалось вредоносной слабостью.

Желанием мечтать. Благодаря им случилось осознание, что можно с кем-то быть не только против, но и вместе.

Только не с ним.

Прощай навсегда, человек по имени… Ах да, теперь у тебя другое имя, не зонное.

Прости, если сможешь.

Фактически уже долгое время ОНА держала его в себе насильно, не отпускала, внушая, что именно внутри НЕЁ истинный дом, и возвращала, если пытался выбраться за пределы. Душила в незримых объятьях, и он поспешно бежал обратно, чтобы не умереть.

Позволяла ему полное дыхание лишь внутри себя.

Точно так же поступала и с другими, пришедшими в НЕЁ искать свой путь.

Большая часть погибала. Потому что выяснялось: не здесь их дом, и под прессом чуждой власти не выдерживали. Но ЕЙ надо было питаться чьим-то теплом, чтобы сохранять осознание и не провалиться обратно во тьму небытия.

Чтобы не замёрзнуть в одиночестве, ОНА питалась их энергией.

Вот и он много и часто отдавал ЕЙ. Но сумел выжить, прикинуться своим. ОНА выделила его из многих, причислила к более близким, захотела, чтобы он стал равным. Однако не в этом его путь. Он приложил все усилия, чтобы остаться живым, и не погиб вопреки всему. Потому что знал, подсознательно чувствовал, что рано или поздно, когда-нибудь вырвется.

Этот искал дверь, через которую сможет выйти. Так, чтобы его не получилось удержать. И ОНА не смогла проигнорировать, не исполнить его желание. Оно оказалось сильней ЕЁ удерживающей власти.

До чего же всё-таки необъяснимое существо! Настолько уязвимое и такое непобедимое одновременно. Может умереть от случайного хилого удара, от единственной инородной клеточки, образовавшейся в организме, а может, уцелев, вынести сокрушительное избиение, победить фронтальное вторжение в своё естество.

Герой, упорно, не смиряясь, ищущий свою собственную пропорцию слабости и силы, определяющей, куда его поведёт жизненная дорога.

Человек.

Слав (Герой)

– …Писатель не даёт ответы на вопросы. Его задача ставить их. Чтобы найти свой ответ, каждый читатель должен уйти в свою ходку. Братья Стругацкие наверняка знали это как никто. Поэтому, останавливаясь вовремя, не множили сущности сверх необходимого… Ставили вопрос, но не навязывали определённый ответ, который увёл бы по ложному пути. Но в твоём случае повествование просто оборвано на полуслове, даже вопрос не сформулирован внятно… Видимо, ты герой недописанной кем-то книги. Я помогу тебе уйти, допишу за неведомого автора. Расскажу о твоём уходе. Чтобы мечта воплотилась в реальность, надо действовать, а не сидеть на месте. Если и сидеть, то в движущемся транспорте… Ты это понял и сделал первый шаг. Но второго может и не быть, гомеостатическое мироздание уже начало противоборствовать, и этот жуткий ливень – только начало, дальше может быть разбившийся самолёт или ещё какая-нибудь трагедия… Так что наша встреча не случайна, я тебя почуял и заглянул в здешнюю реальность. Редко погружаюсь в этот мир, но всё-таки бываю здесь, даже, как видишь, домик соорудил уютный. Только, извини, из твоего родного мира напрямую не выйти, куда тебе надо. Все мои ходки по мирам транзитом пересекают мой собственный родной мир. В него я вынужден возвращаться, когда перехожу, это мой путеводный перекрёсток. Но зато я смогу тебе помочь, используя его. Ты очутишься в транзитной реальности, из которой уже найдётся выход в желанную тебе… Наверное, ты хотел бы спросить, за что такая честь? Образно говоря, ты читатель, который заслужил не понарошку быть захваченным миром книги. А я, повторяю, способен тебе в этом помочь. Так уж вышло, у меня получается… А твой автор забыл или не понял ещё, что мы в ответе за тех, кого сотворили.

Человек, сидящий на стуле, замолчал и перевёл взгляд с парня, сладко спящего на диване, на окно кухни, в которой они оба сейчас находились. За окном продолжали свирепствовать разбушевавшиеся стихии.

– Похоже, надо торопиться, – сказал он. – Не то и моя помощь опоздает, машина у деуса сломается раньше, чем наберёт достаточную скорость.

Мужчина встал со стула, шагнул к двери, ведущей из кухни в смежную комнату. Но на следующем шаге приостановился, повернул голову к дивану и сказал спящему:

– Вспомнилось вот… готов подписаться под каждым словом. Иногда мы подходим так близко, что успеваем заметить краешком глаза мир, который хотелось бы видеть. Он совсем рядом, за следующим углом. А потом исчезает. Вокруг снова лишь нежеланное, навязанное, и мы чувствуем себя обманутыми. Со временем нам начинает казаться, что лучшего-то мы и не заслуживаем, что так и должно быть… Но как должно быть, должны решать мы сами. Даже после тысячи поражений. Измученные, но не сломленные, мы не должны забывать мечту, которую и смерти не под силу у нас отнять. Помни, твоей молитвой должно стать: «Быть может!» Быть может, завтра. Когда-нибудь. Что-нибудь изменится. Повторяй: я никогда не откажусь от своего «быть может». Пока живой. Быть может, завтра, если мы не сдадимся. Кто сказал, что завтрашний день не будет нашим?

Человек продолжил движение ко входу в кабинет и уже перед порогом, ещё раз задержавшись, пробормотал, не глядя в сторону дивана, скорей сам себе:

– Стругацкие во всех своих книгах красной нитью проводят тезис, поднимая вопрос о том, возможно ли всегда оставаться человеком?.. Даже противостоя Гомеостатическому Мирозданию, инопланетным цивилизациям или чужеродной Зоне. Кто ты – не судьба, а выбор. От твоего решения зависит, кем ты станешь.

Дверь открылась, повинуясь движению руки человека, и за окном тотчас гневно полыхнула ослепительная молния, сопроводившаяся разъярённым громыханием. Стёкла задребезжали, стены затряслись, пол задрожал.

Молодого человека, сделавшего привал на диване, воистину не лишне поторопиться выпроводить, чтобы он смог уйти дальше своей дорогой.

Живой (Творец)

…Когда-то его звали обычным, не зонным именем, Александр. О том, чтобы попасть в Зону, огороженную непреодолимым валом бетонного периметра, он, юный романтик, тогда мог лишь мечтать. Его поколение выросло с горестным осознанием, что Посещение было и следы, им оставленные, есть, но вместо материализации радужных ожиданий человечество от отметин чужеродного вторжения получило в основном разнообразные разочарования. И его ровесники-соотечественники, как и он сам, с детства понимали, что в ближайшей, так сказать, российской отчуждёнке им просто так не очутиться.

Трот был закрыт.

Труднодоступен, а точней, фактически недоступен, для всех, кто хочет в него попасть.