Парашютистами эти воины Рейхсвальда были лишь по названию. Их никогда не учили выпрыгивать с парашютом из самолетов. Большинство из них имело за плечами лишь три месяца пехотной подготовки. Однако все их недостатки компенсировались юностью и верой. Более чем семидесяти пяти процентам этих парней не исполнилось и двадцати пяти; наряду с эсэсовцами парашютисты представляли самую боеспособную часть немецкой молодежи. Они были воспитаны на подвигах своих предшественников, которые десантировались на Крит, прорывали линию Мажино в Седане и удерживали Кассино. Они сохранили кастовый дух, давно растерянный регулярной армией. И когда эти парни вступали в строй, перед ними произносили речи, подобные той, с которой обратился подполковник фон дер Хэйдте к молодцам, присланным в его полк:

«Я требую, чтобы каждый солдат отрекся от всех своих личных желаний. Всякий, кто поклянется на прусском флаге, не имеет права на личное имущество! С того момента, как солдат записывается в парашютисты и приходит в мой полк, он вступает в новую жизнь и отказывается от всего, чем обладал раньше; от всего, что не относится к новой жизни. Отныне для него существует лишь один закон – закон нашей части. Он должен преодолеть все свои слабости, отказаться от личных амбиций, личных желаний. Отрекшись от индивидуальности, мужчина становится настоящим солдатом. Каждый солдат полка должен знать, за что он сражается.

Он должен быть убежден, что эта борьба – борьба за существование всей немецкой нации, и закончится она победой немецкого оружия... Парашютист должен научиться верить в победу даже вопреки всякой логике, когда победа Германии кажется невозможной. Парашютист должен сражаться беззаветно, как того требует эта война. Вот в чем секрет успеха войск СС и Красной армии; только из-за недостатка веры в победу разгромлено так много немецких пехотных дивизий».

Этот призыв верить в национал-социалистскую Германию нашел отклик в сердцах юных рекрутов новых парашютно-десантных дивизий. На затопленных полях, разбитых дорогах, узких секторах между реками войска Шлемма воевали грамотно и упорно от одного оборонного рубежа до другого. К 23 февраля Шлемм с удовлетворением осматривал свои позиции южнее Рейхсвальдского леса. Он стабилизировал фронт и, несмотря на тяжелые потери, выполнил поставленную перед ним задачу. Он удержался. Однако именно в тот день 9-я и 1-я американские армии начали вторую часть операции – выход к Рейну севернее Рура. 9-я американская армия направилась к Нойсу на Рейне через реку Рур между Юлихом и Дюреном с последующим продвижением на север навстречу британским войскам, наступавшим на юг.

По первоначальному плану генерала Эйзенхауэра, 9-й американской армии предписывалось форсировать реку Рур 10 февраля, через два дня после начала наступления 1-й канадской армии. Однако в тот день отступающие немцы открыли плотины, и уровень воды поднялся на четыре фута. И только лунной ночью 23 февраля ударные части армии генерала Симпсона разбили четыре пехотные дивизии неполного состава немецкой 15-й армии, оборонявшие реку[21].

Двухнедельная задержка наступления ослабила все немецкие позиции вдоль Рура, так как приберегаемые здесь резервные соединения были вынуждены отойти на север на помощь испытывавшим серьезные трудности войскам генерала Шлемма.

26 февраля с американских плацдармов за Руром на восток хлынули бронетанковые колонны. Для борьбы с этой новой угрозой своим тылам Шлемм послал на юг две танковые и одну пехотную дивизии[22], что не облегчило положения разгромленной 15-й армии и серьезно ослабило его собственный фронт, теснимый британцами.

Ко 2 марта пали Менхенгладбах, Рурмонд, Венло и Дюлькен, а в Нойсе союзники вышли к Рейну. Это означало полное окружение 1-й парашютно-десантной армии Шлемма, и единственным выходом для нее оставалось форсирование Рейна. И тут снова из Берлина подал голос Гитлер. Шлемм получил приказ любой ценой закрепиться на плацдарме западнее Рейна от Крефельда до Везеля.

По этому поводу в октябре 1945 года Шлемм сказал:

«Мне объяснили, что этот плацдарм необходим для сохранения судоходства на Рейне. Уголь из шахт Рура перевозился по Рейну до Липпе-канала к югу от Везеля, а оттуда по каналу Дортмунд – Эмс в северные порты Гамбурга, Бремена и Вильгельмсхафена. Я понимал необходимость защиты этой водной артерии, поскольку она была единственным путем снабжения немецких подводных лодок, воевавших против союзников».

Несмотря на отчаянные усилия, Шлемм не смог остановить американские танки, и 2 марта Крефельд пришлось оставить. Плацдарм сжался до двадцати миль вдоль Рейна, и десять втиснутых в него дивизий продолжали отражать непрерывные атаки с севера и с юга.

Пока Шлемм отчаянно пытался спасти безнадежную ситуацию, на него сыпались чрезвычайно глупые и невразумительные приказы. Эти директивы, исходившие непосредственно от фюрера, держали Шлемма в постоянном напряжении и озадачивали. Ему приходилось командовать армией вразрез с собственными желаниями, при постоянной угрозе трибунала и смертного приговора.

Первый из этих приказов командир 1-й парашютно-десантной армии получил после падения Крефельда: ни один из мостов через Рейн не должен попасть в руки союзников. Если хоть один мост союзники захватят неповрежденным, Шлемм ответит собственной головой: никакие оправдания и объяснения приниматься не будут. А приказ взрывать мосты в последний момент еще больше усложнял положение. Приходилось одновременно как можно интенсивнее обеспечивать плацдарм всем необходимым и эвакуировать на восточный берег как можно больше техники. «В моем секторе было девять мостов, – сказал Шлемм, – и мои надежды на длительное сопротивление таяли на глазах». Шлемм перевел свой штаб в Рейнберг, установив радиосвязь со всеми мостами. Так он надеялся передать приказ на разрушение мостов, как только возникнет необходимость.

Один из первых мостов, оказавшихся под угрозой после падения Крефельда, был автомобильный мост в Хомберге. Шлемм выждал, пока американцы подошли достаточно близко, и отдал по рации приказ взорвать мост. Через десять минут он снова вышел на связь и поинтересовался, выполнен ли его приказ. «Нет, генерал, – раздался ответ, – тут один полковник запретил нам взрывать мост». – «Какого черта какой-то полковник отменяет мой приказ? Я командующий армией и приказываю вам взорвать мост немедленно». Короткая пауза, и снова тот же голос: «Полковник говорит, что он подчиняется не вам, генерал, а фельдмаршалу Моделю. Он требует, чтобы мост не взрывали». Услышав это, Шлемм взорвался сам. Он во весь голос завопил в микрофон, что это приказ фюрера; если мост немедленно не взорвут, он приедет и лично расстреляет не только полковника, но и всех, кого найдет рядом с мостом. После этого мост был взорван.

Во втором приказе, связавшем Шлемма по рукам и ногам, Гитлер запрещал эвакуировать с плацдарма хотя бы одного человека или единицу техники без его особого распоряжения. С падением Крефельда и Хомберга первоначальная цель удержания плацдарма потеряла свое значение, поскольку теперь Рейн находился под артиллерийским огнем американцев, занявших западный берег. А «благодаря» приказу из Берлина плацдарм оказался забит бесполезным для увязшей в тяжелых боях армии хламом. Здесь скопились подбитые танки, оставшиеся без горючего машины, орудия без снарядов, а также интенданты 1-й парашютно-десантной и 15-й армий, которым абсолютно нечего было делать. Сталкиваемые с дорог груды искореженного металла и разбитых конных повозок служили подтверждением глупости очередного приказа.