Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пытаясь вовлечь дядю в беседу, Фиона задала ему вопрос:
— Дядя Майкл, я подумала, что неплохо бы поставить на окна решетки. Вы не знаете, где их можно заказать? Наверное, стоит их поставить в обеих квартирах.
— Решетки на окна? Зачем?
— Из-за Нелл. Скоро она начнет ходить, так что придется соблюдать осторожность.
Словно услышав подсказку, Нелл подала голос. Она лежала в корзине под окном кухни. Майкл напрягся и опустил вилку.
«О боже, сейчас он даст стрекача!» — в панике подумала Фиона. Она быстро встала, надеясь этому помешать, взяла двоюродную сестру на руки и сказала:
— А вот и наша малышка! Проснулась, бедная. Не понимаю, как она умудряется спать в таком гаме. — Она снова села, посадила девочку к себе на колени и спросила Мэри: — Можно дать ей немного пюре?
— Ага. И хлеба с подливкой. Только посмотри, чтобы там не было лука. Лук ей не нравится.
Алек спросил невестку, не осталось ли у нее картофельных очистков для компоста. Айен и Сими строили друг другу рожи. Фиона совала в рот Нелл чайную ложку с пюре.
А Майкл сидел как истукан, забыв про еду, и не сводил глаз со своего ребенка.
— Можно подержать ее? — внезапно шепотом спросил он.
Фиона протянула ему девочку. Майкл отодвинул стул и взял дочь на руки. Племянница увидела лицо дяди и поняла, что он думает о Молли. «Не убегай, — молча взмолилась девушка. — Останься с ней».
— Элеонора Грейс, — хрипло промолвил он. — Какая же ты красавица…
Нелл лежала в худых руках отца и таращила на него большие синие глаза. Потом она наморщила лоб и продекламировала:
— Ба, ба, па!
Майкл не поверил своим ушам.
— Она сказала «па»! — воскликнул он. — Сказала «па»! Узнала меня!
— Да, узнала. Она знает вас, — сказала Фиона, хотя ей было прекрасно известно, что Нелл называет «ба» или «па» всё на свете.
— Па! Па! — пищала девочка, ворочаясь в объятиях отца.
«Умница, Нелл. Валяй дальше», — молча уговаривала ее Фиона, глядя на стоявшую рядом Мэри. Майкл дрожащей рукой прикоснулся к щеке дочери. Нелл поймала губами его большой палец и начала жевать.
— Копия своей матери, — сказал Майкл. — Вылитая Молли. — Потом он закрыл лицо свободной рукой и заплакал. По его щекам покатились крупные слезы и упали на платье Нелл, из груди вырвались глухие рыдания. Скорбь хлынула наружу, смыв крепостные стены, которые Майкл возвел, чтобы ее удержать. Его гнев и негодование исчезли; осталась только душераздирающая печаль.
— О господи, сколько шума из-за какой-то девчонки… — пробормотал Алек.
Мэри смерила свекра уничтожающим взглядом.
— Правильно, Майкл, — ласково сказала она. — Тебе нужно выплакаться. И время для этого ты выбрал самое подходящее. Такая женщина, как Молли, стоит слез. Просто тебе нужно дать им волю. После этого тебе полегчает.
— Мне хотелось бы, чтобы она была здесь, — с трудом промолвил Финнеган. — И могла видеть Нелл.
Мэри кивнула, взяла его руку и крепко сжала.
— Она здесь, Майкл. И видит ее.
— Ты проверил заднюю дверь? — спросил Эд Эйкерс, когда Джо закрыл ставни и запер его лавку на висячий замок.
— Ага.
— А персики положил повыше, чтобы мыши не достали?
— Ага. И вишни тоже. Я все учел, Эд.
— Вот и молодец, — сказал Эд, похлопав Джо по спине. — На, держи небольшую премию. — Джо поблагодарил его. — Не за что. После твоего прихода торговля пошла лучше. Ты мог бы даже песок на пляже продать. Ну ладно, раз так, я пошел. Весь день прячусь от своей хозяйки и ее чертей, но рано или поздно приходится идти домой, верно?
Джо улыбнулся.
— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал он.
Эду было чуть за сорок, а детей — двенадцать человек. Он любил жаловаться на жену и ребятишек, называя их «миссис Эйкерс и ее отродье». Любил перечислять все их грехи и провинности, заявлял, что на них уходят все его деньги, однако каждый вечер совал под мышку сверток с вишнями, клубникой и обломками печенья, за гроши купленного у местного пекаря. Его жалобы были игрой, но Джо делал вид, что принимает их за чистую монету.
— Да, ничего не поделаешь, — повторил Эд и кивнул. Джо думал, что теперь он уйдет, но хозяин медлил. Он подергал замок, посмотрел на вечернее небо, предсказал, что июньское воскресенье будет ясным и теплым, а потом неловко промолвил: — Послушай, это не мое дело, но почему бы тебе не потратить эту мелочь и не сходить в пивную? Доставь себе удовольствие. Такому молодому парню не пристало проводить вечера в одиночестве.
— Может быть, в следующий раз. Сегодня я измотался, — сказал Джо. — Лучше накормлю Бакстера, почищу его как следует, а потом завалюсь спать.
Эд вздохнул:
— Ну, тогда счастливо.
— Спасибо. Спокойной ночи, Эд. До понедельника.
— Спокойной ночи, сынок.
Джо пошел на запад. В трех улицах отсюда находились ряды конюшен, в которых некоторые владельцы овощных баз держали своих лошадей и повозки. Одна из этих конюшен принадлежала Эду, который разрешал Джо спать там на сеновале. Эду нравилось, что молодой человек присматривал там за порядком, а Джо был рад, что он не должен спать во вшивой ночлежке рядом с незнакомыми людьми, да еще и платить за это.
Шесть недель назад Джо ушел из дома, в котором жил с Милли, и с тех пор пробавлялся случайными заработками, хотя найти их было непросто. Однажды ослабевший от голода Бристоу споткнулся и упал возле пивной. Кто-то заботливо помог ему подняться. К его удивлению и стыду, это оказался Мэтт Берн с Монтегью-стрит, теперь работавший в Ковент-Гардене. Мэтт узнал старого знакомого и спросил, что с ним случилось. Потом отвел в пивную, накормил, и Джо признался, что ушел от жены и теперь живет один. Сказал, что не может найти приличную работу, потому что Томми Питерсон попросил всех своих знакомых не брать его. Мэтт присвистнул и посоветовал сходить к его другу Эду Эйкерсу, которому нужен помощник. Он сказал, что Эд — человек независимый. Питерсон купил еще не всех в Ковент-Гардене. По крайней мере пока.
Его новая работа заключалась в покупке и доставке товаров уличным торговцам и небольшим магазинам. По сравнению с прежним положением у Питерсона это было сильным понижением, но позволяло не умереть с голоду, и Джо был благодарен Эду. Он приобрел два подержанных одеяла и устроил себе на сеновале постель. Еду покупал в закусочных и раз в неделю мылся в общественных банях. Жизнь была суровая, но она его устраивала. На еду денег хватало, по ночам он мог оставаться один, а одиночество сейчас требовалось ему больше всего.
Мимо проходила группа горластых и разбитных фабричных девчонок, принарядившихся для субботнего вечера. Одна из них улыбнулась ему. Он отвернулся. Следом шла молодая пара, державшаяся за руки. Он ускорил шаг. Джо солгал Эду. Он не устал. Просто больше не мог находиться в окружении людей. Вид счастливых парочек и смех фабричных работниц причиняли ему боль. Когда-то они ему нравились — веселые, верящие в светлое будущее и жадно ждущие того, что им принесет новый день. Но теперь он вредил всем, к кому прикасался. Все, к чему он прикасался, превращалось в дерьмо.