без допросов, и охранники сказали, что это означает одно из двух: либо я отправлюсь домой, либо мне придется надеть желтую куртку — обязательную форму в СИЗО.

Двадцать второго июня 2011 года следователь Сюй вошел в комнату, но не стал садиться. «Собирайте вещи, — сказал он, — вы едете домой». Он протянул мне черный пакет, и после того, как я сложил туда одежду и остальные предметы, велел проверить и подписать список вещей, которые мне разрешили купить во время заключения и теперь забрать с собой: зубная щетка, паста, мыло, стиральный порошок, тазик, шесть вешалок и пластиковые шлепанцы. Стоимость этих вещей вычли из суммы в моем кошельке. Мой паспорт они собирались временно оставить у себя.

Мне в последний раз закрыли глаза мешком и отвели в машину — это сделал мой постоянный охранник, сказавший однажды: «Все, что они здесь говорят, — вранье. Ни одного слова правды». По его словам, уже к вечеру первого дня в армии он пожалел, что вступил в нее.

Когда мы приехали и с моей головы сняли мешок, я увидел большую переговорную. Один охранник стоял рядом со мной по стойке смирно, тупо глядя перед собой с мрачным и усталым лицом. Трофей, который он охранял на протяжении восьмидесяти одного дня, собирался ускользнуть.

Мне разрешили сходить в туалет в самом конце коридора, где в тусклом свете я посмотрел на себя в зеркало над раковиной — впервые за много недель. Я увидел неопрятного, заросшего, бородастого старика, который одной рукой придерживал спадающие штаны.

Чуть позже восьми вечера я услышал в коридоре шаги. Вошел следователь Сюй, а за ним моя мать и Лу Цин. Мать заметно осунулась, ее лицо выдавало внутреннее напряжение. Она села рядом со мной, а Сюй стал зачитывать решение Управления общественной безопасности по городу Пекину, в котором говорилось, что меня освобождают под залог; мать, выступившая моим поручителем, подписала бумаги. Причина моего освобождения была столь же загадочна, как и причина заключения.

Я не ожидал увидеть здесь мать. Она крепко взяла меня за руку, будто нашла заблудившегося ребенка и старалась не потерять его снова. Ее руки были мягкими и теплыми, но я чувствовал под кожей кости и вены.

Мы вместе сидели на заднем сиденье машины, пока та спокойно ехала по знакомым улицам, а вокруг были пешеходы и велосипедисты и моросил дождь. За рулем сидел тот же самый коп в штатском, который восемьдесят один день назад вез меня из аэропорта. Мать сокрушалась, что я вступил в конфликт с «продажным, порочным» режимом. Вчерашний день уже был в прошлом, я открыл окно, и мое лицо обдувал влажный ветер. Я с нетерпением ждал встречи с Ван Фэнь и Ай Лао.

Согласно условиям моего освобождения под залог, я не мог выезжать из Пекина, заходить в интернет или общаться с журналистами. Каждую неделю я был обязан приходить на собеседование в полицию. После всех этих разговоров о том, что меня отправят прямиком в тюрьму, у меня было ощущение, будто я шарик, который выпрыгнул из вращающегося колеса рулетки.

Вернувшись в студию, я смог выслушать рассказы Дженнифер Ын, которой удалось улететь в Гонконг после того, как меня задержали в пекинском аэропорту, и моего водителя Сяо Пана, которого в тот день отвезли на допрос в полицейский участок Наньгао. В самом Цаочанди в тот день, когда меня схватили, был полный переполох, в деревню нагрянули орды полицейских, которые в рупор приказали сотрудникам студии выйти на улицу. Полицейские приставили лестницы по периметру стены, готовясь брать здание штурмом в случае малейшего сопротивления, а проникнув внутрь, открывали незапертые двери ломом и проходили по всем комнатам. Человек десять увезли из студии в полицейский участок и допрашивали до трех утра.

Моя помощница Лю Яньпин рассказала, что ее допрашивал высокий, грузный коп в штатском. Он не успел даже присесть, как начал грозить ей пальцем и сердито кричать: «Вы чертовы идиоты, что вы такое натворили, составляли список детских имен? Вы хоть копейку внесли в фонд помощи жертвам землетрясения? Вы хоть каплю крови сдали? Когда дома обвалились, вы хоть кого-то оттуда спасли? Какого, спрашивается, черта публиковать число погибших? Думаете, без вас проблем недостаточно? Вы, сволочи, только усложняете жизнь правительству».

Лю Яньпин попросила его следить за выражениями и напомнила, что каждое слово его тирады незамедлительно попадет в интернет.

«Если выложишь это в интернет, — ответил полицейский, — то не жалуйся потом на мой ответ. В полицейском участке я тебя бить не стану, но ничто не помешает мне сделать это снаружи. Ты ничтожество, ты точно готова попробовать на вкус мои кулаки? Только вот мараться о тебя неохота».

Полицейские пытались убедить моих помощников шпионить. Они сказали Сюй Е, что гарантируют ему дополнительный доход за пребывание в студии, ему всего-навсего нужно будет «иногда с ними встречаться».

На следующий день после моего ареста в Пекинском аэропорту в Китае отмечали праздник Цинмин. Честный, надежный Сяовэй, который давно выполнял в студии вспомогательную работу, поехал домой к семье в Аньхуэй, чтобы почтить могилу отца. Проезжая в тумане по безлюдной сельской местности, он наткнулся на перекрывшую дорогу полицейскую машину. Из нее вышли два офицера и спросили, не из Пекина ли он едет. Сяовэя забрали в окружное управление общественной безопасности, где четверо только что прилетевших из Пекина полицейских стали его расспрашивать о нашей компании FAKE. Сяовэй, простодушный деревенский человек, объяснил, что в его обязанности входило отвечать на звонки и покупать продукты, а больше он ничего не знал.

После трех часов перекрестного допроса полицейский спросил: «А про Жасмин знаешь?»

Услышав после многочисленных бессмысленных вопросов знакомое слово, Сяовэй закивал головой, словно лошадь, и уверенно ответил: «Да, знаю».

Полицейские навострили уши и уставились на него, а Сяовэй продолжал. «Цветок жасмина очень ароматный, — сказал он, — и растет на юге Китая».

Горько разочарованные столь бесполезным ответом полицейские настояли на том, что его нужно отправить в Пекин для дальнейшего допроса. В ту ночь Сяовэй отлично спал, впервые в жизни попав в гостиницу. Полицейский велел ему спать на кровати, а сам улегся на полу рядом с дверью, чтобы тот не сбежал. На следующее утро его ждало еще одно приключение: он впервые в жизни летел на самолете.

Других тоже задержали, в том числе моего соавтора Лю Чжэнгана, моего бухгалтера и еще одного коллегу — и никто не знал, куда их увезли. Квартиру Ван Фэнь обыскивал десяток полицейских, которые сделали опись ее имущества и все сфотографировали. Ее дважды вызывали