девять минут число посещений страницы достигло 5,2 миллиона, а особо неуклюжие позы, в которых я спал, так забавляли зрителей, что они делали скриншоты и публиковали их. Но поздним вечером 4 апреля видеотрансляция внезапно оборвалась — безусловно, не по моей вине. Все наши трудности не опишешь, но именно когда повседневный опыт перестает подчиняться логике, свою силу начинает демонстрировать искусство.

В те времена мы с Ван Фэнь и Ай Лао, несмотря на смог, часто ходили гулять в парк Чаоян. У западного входа в парк был книжный магазин, и вскоре мы заметили, что в дни наших прогулок двое мужчин, явно не испытывающих интереса к книгам, торчали на балконе этого магазина, попивая чай, куря одну за другой сигареты и фотографируя парковку.

Однажды весной 2012 года мы гуляли в парке с нашей подругой Ся Син. Ай Лао дремал у матери за спиной, обняв ее руками за плечи. Неожиданно к нам подбежал мой водитель Сяо Пан и сказал: «Видите тех двоих? Они весь день ходят за нами». Не в силах больше терпеть постоянное преследование, я погнался за ними, а за мной и Ся Син, и вскоре я нагнал одного из агентов — им оказался мужчина средних лет в голубой футболке и с перекинутой через плечо камерой.

«Эй, вы что-то уронили!» — крикнул я, но он ускорил шаг и не обернулся. Я схватил его за сумку, и, пока мы боролись, оттуда выпала маленькая камера Olympus. Ся Син мигом схватила ее и успела вытащить карту памяти, после чего отдала хозяину.

Мы вернулись в студию в сумерках, и сотрудники уже разошлись по домам. Когда я вставил в компьютер эту карту памяти, увиденные фотографии привели меня в замешательство. Одна серия фото была посвящена тому, как Сяо Пан сидит на лавочке в парке; некоторые кадры крупным планом запечатлели его спину и ноги. Я увидел там ресторан тайванской сети Din Tai Fung, где мы вчера ели, в том числе снимки здания снаружи, коридора, туалетов и кассового аппарата. Но от других фотографий у меня пробежал мороз по коже: на них была запечатлена коляска, в которой я возил Ай Лао. Какого отца не ужаснет мысль, что он не может защитить собственного ребенка? Я практически ощутил ледяное дыхание врага на шее. Благодаря этой карте памяти я смог заглянуть в головы своих противников и увидеть, какие детали они так маниакально отслеживали, как они оцифровывали подозреваемых и превращали живых людей в плоские картинки, которые можно просматривать в любой момент.

Власть повсюду распустила свои щупальца, и я почувствовал себя уязвимым, хотя это было направлено не лично против меня, а против каждого человека, ведь у любого есть тайные слабые места, которые он пытается спрятать от других.

Несмотря на постоянную угрозу вмешательства со стороны государства, я теперь был полон решимости возобновить свои провокации. Моя война с властями была похожа на видеоигру: каждый раз, когда меня убивали, я возрождался. Власти могут использовать любые способы нападения или наблюдения за мной, но я могу обратить их себе на пользу с помощью публичной деятельности и изобретательных ответных акций, сохраняя роль, которой они опасались больше всего, — роль общественного активиста и художника. Свобода самовыражения стала главным смыслом моего искусства, потому что личная свобода — это высшая ценность.

В некотором смысле я был пессимистом, поскольку жил в эпоху, когда было невероятно трудно добиться даже малейших перемен. Но в то же время я был оптимистом, ведь тягу человека к свободе невозможно подавить — всегда находится способ так или иначе выразить ее.

В конце 2012 года я принял приглашение посетить первое выступление Элтона Джона в Пекине. Перед началом представления мы с Ван Фэнь повели Ай Лао за кулисы, чтобы познакомить его с британским певцом. Тот сидел в гримерке один, на рейле висел целый ряд концертных костюмов, а на столе были выложены очки всех вообразимых стилей. Элтон тепло поприветствовал нас и обнял Ай Лао, сфотографировался с ним и подарил очки с ярко-красными дужками.

На концерт пришло пять тысяч восторженных фанатов, и Элтон Джон, исполнив первую часть песен, отошел от фортепиано, чтобы сказать речь. Он объявил, что посвящает свое выступление человеку, смелостью и идеями которого восхищается. А затем произнес мое имя. Дальнейшие его слова потонули в аплодисментах.

Среди зрителей я чувствовал себя не в своей тарелке. Но, услышав, как другой артист подчеркивает свою приверженность свободе художественного самовыражения, невзирая на последствия, воспрянул духом. Великодушный жест Элтона напомнил мне о дружбе моего отца и Пабло Неруды, которая преодолевала и огромное географическое расстояние между ними, и все препятствия на их пути. Потом я узнал, что после выступления гримерку Элтона оцепила полиция. Он больше не сможет приехать и снова выступить перед своими преданными китайскими поклонниками.

В мае 2013 года мой друг рок-музыкант Цзосяо Цзучжоу помог мне записать песню «Глупец Бои[45]», а также видеоклип, воссоздающий сцены моего заключения, подробности которого люди хотели узнать. Нашу первую совместную с Цзосяо рок-н-ролльную запись я опубликовал на YouTube под названием «Божественная комедия» (The Divine Comedy). Примерно в тот же период я закончил серию крупных скульптур под названием S.A.C.R.E.D[46]. С помощью шести стальных боксов мы реалистично воспроизвели шесть сцен из моей жизни в заключении, подобно тому, как диорамы иллюстрируют жизнь первобытного человека. Когда эту работу выставили в Венеции, моя мать, которой на тот момент пошел девятый десяток и для которой это была ее последняя в жизни поездка за границу, смогла заглянуть через крошечные окошки в каждый из этих металлических боксов и получить представление о том, как я провел тогда восемьдесят один день.

В качестве более изящной формы протеста я придумал следующее: за воротами студии я прислонил к молодому дереву гинкго велосипед и ежедневно в девять утра клал в его корзинку букет свежих цветов, делал фото и выкладывал его в Instagram[47]. Я начал пользоваться Instagram[48] 7 августа 2011 года, через полтора месяца после освобождения из-под стражи, и делился там происходящим в своей жизни и селфи с новыми знакомыми. Теперь я намеревался каждый день выполнять этот ритуал с фотографией свежих цветов, пока мне не вернут паспорт и свободу передвижения. Цветы служили живым символом потери свободы и в легкой, лиричной форме демонстрировали стойкость — молчаливые и прекрасные,