После очередного тоста я добралась до Кузи, который носился с другом Сашей по извилистым коридором шашлычной, и попросила вернуть мне мой телефон. Хотела позвонить домой и выяснить, как там больные гриппом и примкнувшие к ним кролики. Утром Горан написал, что им с Таней гораздо лучше, а Илюхе – не хуже. Порадовал.

Кузя протянул мне телефон и ускакал за Сашей.

Я ввела код и увидела: «22 пропущенных вызова от абонента Илья Яворский».

И похолодела. Илюха никогда мне не звонил, только писал «ВКонтакте».

Надо набрать его номер и сделать так, чтобы перестали трястись руки.

– Тоня! – услышала я. И увидела, что ко мне на ненормальной скорости, мелко перебирая ногами, бежит тетя Ира, а в вытянутой руке держит телефон. – Тоня, это тебя, и у них там что-то нехорошее.

Я успела подумать, что напуганная тетя Ира кажется мне красивой, неглупой и молодой.

И схватила трубку:

– Илюха, это ты? Что-то случилось? – нет, блин, не случилось, просто так двадцать два раза позвонил.

– Дедушка Горан, – произнес Илюха совсем детским голосом. – Дедушка Горан.

– Что?! – ахнула я.

– К-кажется, он умер.

Вы помните момент, в который стали взрослым человеком?

Я свой – помню.

Странно, конечно, что этого не произошло раньше – ни когда я получила аттестат зрелости, диплом и первую зарплату, ни когда вышла замуж, родила ребенка, сделалась главным редактором, развелась.

Нет.

Я повзрослела, когда мой 16-летний двоюродный брат, запинаясь и почти рыдая, рассказывал о том, что случилось с Гораном.

Все просто. В Нехорошей квартире закончилось молоко. А у Тани упала температура и появился аппетит. Но избирательный – ей захотелось кукурузных хлопьев.

За молоком собирался Илюха, потому что Марина и Сергей Подоляк еще утром уехали к родственникам в Отрадное, прихватив с собой неуправляемого кролика, – им там должны были передать посылку для родителей. Горан Илюху остановил и сказал, что лучше сходит сам – устал сидеть дома в духоте.

– Я ему говорил по-английски, давайте я! И форточку открыл! – оправдывался Илюха. – А он ни в какую.

Горан ушел и долго не возвращался. Так долго, что Илюха стал волноваться.

Позвонил мне, хотел спросить его номер. Я не ответила. Нашел номер забитым в Танин телефон. Горан не взял трубку.

Двинуться на поиски сразу Илюха не мог – ключей у него не было, да и оставить Таню одну ему казалось неправильным.

Он еще раз позвонил мне, но тут вернулась Марина Подоляк с кроликом и приняла пост.

Илюха побежал в ближайший продуктовый магазин, стал расспрашивать продавцов. Никто седого серба не видел. Илюха обошел еще два маленьких магазина и три аптеки, а потом догадался, что Горан, скорее всего, отправился в большой супермаркет через дорогу: русского он не знает и предпочитает сводить диалоги с персоналом к минимуму и все брать с полок собственными руками.

В супермаркете Илюхе попался разговорчивый охранник.

Он охотно рассказал, что часа два назад одному нерусскому деду действительно стало плохо – он, охранник, сам вызывал скорую. И добавил:

– Они его, конечно, увезли, но он явно мертвый уже был. Сердце!

Илюха сразу стал звонить мне. А когда я не ответила, – матери.

– Что мне делать-то? – все спрашивал и спрашивал меня Илюха. – Я еще в супермаркете.

Вот тут-то я и повзрослела.

Умер, значит. Горан умер.

Как бы не так. Не в мою смену! Не в день маминой свадьбы.

Я сейчас продышусь и все решу. Успокою брата. Найду скорую, которая забрала Горана, заеду в супермаркет и стукну охранника его же дубинкой. Все сама, одна. Я взрослая теперь.

Надо, чтобы Илюха перестал говорить тонким детским голосом.

Чтобы мама ничего не узнала и продолжала считать себя счастливой невестой.

И чтобы Горан, смешной и добрый фанат зеленого чая, доперевел книжку с японского на сербский. Сербы должны прочитать последнего Мураками, они это заслужили!

Все это я думала примерно полсекунды. Потом развернулась и приготовилась действовать – одна, без поддержки и помощи, как большая.

Только ко мне уже спешила бригада врачей.

Отоларинголог Владимир Леонидович Наташин.

Травматолог Алексей Владимирович Наташин.

Педиатр Евгения Владимировна Наташина-Кольцова, временно в декрете.

Они шли быстро, плечом к плечу, серьезные, сосредоточенные, очень похожие друг на друга, и за ними еле поспевала тетя Ира.

Владимир Леонидович взял у меня трубку, в два счета успокоил Илюху тихим уверенным голосом, попросил позвать охранника и выудил у него недостающую информацию.

Потом они с Женей и Алешей быстро посовещались и разошлись в разные стороны, каждый со своим телефоном.

Женя договорила первой, нажала отбой и задумчиво, себе под нос, произнесла:

– Позвоню-ка я Семену Грановскому! Точно.

– Ой нет, – испугалась я. Семен Грановский – мой бывший любовник, кардиолог, тот, который тапки выставлял в ряд.

Кардиолог! А у Горана, как сказал охранник, инфаркт. Ты, Антонина, все-таки туповата, хоть и очень взрослая. И права Жозефина Козлюк – не все на свете крутится вокруг тебя.

Потом Владимир Леонидович и его дети еще раз сошлись для врачебного консилиума – и снова отправились мерить шагами коридоры.

Я позвонила Марине Подоляк, чтобы не стоять столбом. Обрисовала ситуацию в общих чертах. Сказала, что Илюха сейчас придет домой и за ним надо бы приглядеть. Скоро его заберут родители – тетя Ира уже собиралась и прощалась с мамой, уверяя ее, что это была чудесная свадьба.

– Поняла, – сказала Марина. – А Гойко Петровича не нужно проинформировать?

– Нет пока, – подумав, решила я. – Не хочу его пугать раньше времени. Мы ищем Горана. Как будет больше данных, так и позвоним ему.

– Так зачем ему звонить, он же… – начала Марина.

– Все правильно. Звонить не нужно! Прости, у меня вторая линия.

На самом деле ко мне стремительно шла Женя.

– Я договорилась с Грановским! – сказала она. – Он офигенный мужик и врач тоже офигенный. Если это правда инфаркт, Сеня вашего дедушку найдет и спасет. Мы с ним вместе работали до моих декретов.

Как причудлива жизнь.

В Нехорошую квартиру я попала уже ночью. Привез меня Женин муж, а Кузя отпросился на ночевку к новому другу Саше. Оба спали на ходу.

Илюха давно был дома, на Кутузовском. Я с ним говорила – он снова превратился в нормального вредного подростка, и это прекрасно.