С другой стороны, на том же Западном фронте за пьянство в 8-й гвардейской артиллерийской бригаде по настоянию Мехлиса были строго наказаны командир и начальник политотдела. Причем политработник — сильнее: его сняли с должности. Не погладили по голове и командира 222-й Смоленской стрелковой дивизии генерал-майора Ф. И. Грызлова, когда член Военного совета фронта узнал, что комдив злоупотребляет награждениями подчиненных, особенно женщин-медработников. Приказом по фронту Грызлову объявили выговор, при этом наркому обороны ушло ходатайство о снятии его с должности.

Чем выше пост — тем больший спрос. Это неплохой принцип действий для руководителя, если, конечно, при этом ему не изменяет объективность. А вот это утверждать в отношении Мехлиса едва ли возможно. В своих отношениях с руководящим составом фронтов, где Льву Захаровичу довелось служить, он явно не мог отрешиться от прежних привычек, появившихся вследствие огромной власти, которой был ранее наделен.

Правда, неудача в Крыму — эту точку зрения высказывал маршал Мерецков, — видимо, убедила Мехлиса в том, что военным искусством он не владеет, и потому он сосредоточился на политработе и организации снабжения фронта всем необходимым. Это у него получалось куда лучше, и, скажем, в подготовку операции «Искра» по прорыву блокады Ленинграда он внес немалый вклад.

На Брянском фронте перемены в нем отметил и генерал A.B. Горбатов, командующий 3-й армией. Их знакомство с Мехлисом началось с острого конфликта еще в Москве осенью 1941 года. Тем впечатляюще прозвучало для Александра Васильевича признание члена Военного совета, о котором Горбатов пишет так: «Когда мы уже были за Орлом, он вдруг сказал:

— Я давно присматривался к вам и должен сказать, что вы мне нравитесь как командарм и как коммунист. Я следил за каждым вашим шагом после вашего отъезда из Москвы и тому, что слышал о вас хорошего, не совсем верил. Теперь вижу, что был не прав…

После этого разговора Л.3. Мехлис стал чаще бывать у нас в армии, — продолжал Горбатов, — задерживался за чаепитием и даже говорил мне и моей жене комплименты, что было совершенно не в его обычае».[173]

Членом ВС Брянского фронта летом 1943 года он участвовал в Курской битве, за что был удостоен первого для него за годы войны ордена Красного Знамени. 2-й Белорусский фронт остался ему памятным участием в операции «Багратион» и полководческим орденом Кутузова 1-й степени. С июля 1944 года на плечах Мехлиса появились погоны генерал-полковника, чем даже по окончании войны могли похвалиться лишь единицы из числа равных ему по служебному положению. Не будем забывать, что он продолжал оставаться членом Оргбюро ЦК коммунистической партии, до мая 1944 года — заместителем председателя Совнаркома СССР. Все это также выделяло его в кругу не только членов военных советов, но и командующих фронтами, высших военных чинов центрального аппарата.

Бывшему замнаркома и начальнику Главного политического управления было очень трудно склонять голову перед кем-либо, исключая разве что Сталина. Его властная, необузданная натура то и дело давала о себе знать. Из мемуаров Мерецкова известен, например, факт грубого скандала, устроенного Львом Захаровичем представителю Ставки ВГК на северо-западном направлении маршалу Ворошилову. О похожем случае вспоминал главный маршал артиллерии Воронов, как представитель Ставки бывший в июле 1943 года на Брянском фронте. В день начала наступления фронта 12 июля Мехлис «стремительно налетел» на него, обвиняя в чрезмерном расходе боеприпасов, в том, что артиллерия осталась без снарядов. «Мой переход в контрнаступление оказался более эффективным, — вспоминал Воронов. — Я предложил навести порядок с доставкой боеприпасов, оставленных на старых огневых позициях».

Распекать, выражать недовольство, подчас вовсе без оснований для этого, было своего рода привычкой у Льва Захаровича. Весьма возможно, таким образом он подчеркивал свою принципиальность, взыскательность, пытался убедить окружающих, что эти качества присущи ему независимо от поворота его карьеры. Генерал армии Хрулев, начальник Тыла Красной Армии, немало повидавший со стороны Мехлиса несправедливости, вспоминал, как держали себя члены военных советов фронтов в случае каких-то недостатков в работе тыловых органов. Большинство из них, в том числе члены Политбюро ЦК партии Хрущев и Жданов, имевшие прямой выход на Сталина, не обращались к нему по каждому поводу, а стремились разобраться в ситуации сами. Но вот двое — Булганин и Мехлис — отличались иными «талантами»: зная, насколько болезненно Верховный реагирует на подобную информацию, не упускали случая первыми преподнести ему «сенсационную» весть. Правда, нередко попадали при этом впросак.

Хрулев приводит пример, когда на одном из совещаний с участием командующих и членов ВС фронтов Сталин задал вопрос, есть ли у кого претензии к материальному обеспечению. Промолчали все. «Только Мехлис сказал, — вспоминал мемуарист, — что тыл очень плохо работает, не обеспечивает войска полностью продуктами…» Гневный Сталин тут же вызвал на совещание Хрулева, предложил объясниться. Начальник тыла осмелился поинтересоваться, кто жалуется и на что. «А как вы сами думаете?», — последовал встречный вопрос.

Хрулев пишет далее: «Отвечаю: «Скорее всего, это Мехлис». Как только я произнес эти слова, в кабинете раздался взрыв хохота». Он еще более усилился, когда по требованию Верховного главнокомандующего Мехлис изложил суть претензий: «Вы все время нам не отпускаете лавровый лист, уксус, перец, горчицу». Тут и Сталину стала ясна вздорность претензий Льва Захаровича.[174]

Складывается впечатление, что Мехлису подчас нечем было заняться. «Я знал его давно, — пишет Давид Ортенберг, — человек с бешеной энергией, неутомимый. А здесь, на фронте, он был другим.

Бывало, я заезжал на КП фронта, вижу, он отдыхает: заводит пластинку с одной и той же песней раз десять! Это ли Мехлис?!»[175]

Что действительно увлекало его, так это перетягивание каната власти с командующими и другими высокопоставленными должностными лицами фронтов. Это малодостойное занятие, словно своеобразная лакмусовая бумажка, показывает видение Мехлисом тех функций, которыми наделялся такой политический институт, как члены военных советов. При этом речь идет о функциях неписаных, в руководящих документах не зафиксированных, но на практике бытовавших при активной поддержке партийной верхушки.

Военные советы как коллегиальные органы военного руководства действовали в годы войны обычно в составе трех лиц: командующего войсками фронта (армии) — председатель, первого и второго членов совета. Первый член Военного совета — а именно на этом посту находился Мехлис — должен был заниматься оперативными вопросами, вместе с командующим подписывать все оперативные документы, приказы и донесения в Ставку. Он также непосредственно руководил политическим управлением (отделом), контролировал деятельность военных прокуратуры и трибунала. Второй член Военного совета курировал тыловые структуры.