– Государь,- заговорил Юст, встревоженный размахом посулов и угадывая за ними возможный

подвох.- Мне кажется, ты не вполне верно оцениваешь меня. Ты прав в одном; я хотел бы иметь побольше возможностей влиять на политику Рима Мне давно надоело смотреть, как алчность и себялюбие расшатывают империю и подминают ее под себя. Что до богатства, то я не беден и не рвусь к новым землям и жирным кускам. Если тебе и впрямь хочется меня возвеличить, то мне требуются гарантии прочности моего положения.

– Какие же? – спросил с долей скепсиса озадаченный Веспасиан. Вскружить голову Юсту не удалось, и это в какой-то степени было ему неприятно.

– Чуть раньше у нас заходил разговор о моей жене,- сказал Юст.- Возможно, тебе известно, что мы с ней живем порознь. Я пока еще не располагаю вескими доказательствами ее недостойного поведения, но доподлинно знаю, что у нее много любовников, и вижу, как за моей спиной шушукаются рабы. Когда у меня на руках будет достаточно улик для развода, дашь ли ты согласие на мой брак с одной из твоих племянниц?

– Обладающей правом наследования порфиры? – Веспасиан заулыбался.- Дом Флавиев небогат, захочешь ли ты взять девушку с небольшим приданым?

– Я уже говорил, что имею достаток. Альянс для меня более важен, чем деньги. О цезарь, изволь навести справки, и ты узнаешь, что я оплатил все долги семейства моей жены. Хотя корм пошел не в коня,- добавил он словно бы про себя и громким кашлем прочистил горло.- Ты хочешь закрепить порфиру за домом Флавиев на долгие времена. Я верю в успех этого замысла и хочу, чтобы клан Силиев осенила часть вашей славы. У меня нет детей, и если у тебя есть племянница, способная мне их подарить, моя заинтересованность в укреплении дома Флавиев возрастет многократно.

– Ты хочешь, чтобы твои потомки обрели право встать в очередь к тронув – Веспасиан внимательно изучил лицо Юста и удовлетворенно кивнул,- Прекрасно. Я соберу семейный совет. Если у нас найдется подходящая племянница или кузина, я дам тебе знать. Я намерен сделать ее детей условными наследниками порфиры, после детей моих сыновей. Это тебя устроит?

Юст онемел от радости и замер, не смея показать, насколько она глубока У Веспасиана два сына, но ведь они могут до трона и не дожить. И в этом случае порфиру будут носить дети Корнелия Юста Силия. Голова его закружилась, он сдвинул брови, словно бы погрузившись в раздумье.

– Благодарю, августейший. Твое предложение большая честь для меня. Но прежде, чем принять его, мне следует разобраться с женой. Ей место в борделе, а не в порядочном доме, однако пока это подтверждают лишь сплетни рабов, которые не вправе давать показания против хозяев. Позволь мне уладить дело с Оливией, после чего я буду рад вернуться к этому разговору.

Веспасиан встал.

– Прекрасно. Вижу, мы понимаем друг друга.- Он потрепал сенатора по плечу.- Я подожду, но родню все-таки извещу. Пусть подыщут тебе настоящую спутницу жизни. А с женой особенно не церемонься. В конце концов, заплати ей за развод и получишь свободу.

Юст тяжело вздохнул.

– Я уже предлагал ей это, но Оливия отказалась. Она заявила, что не доставит мне удовольствия отделаться от нее.

Император смахнул со лба капельки пота

– Возможно, тебе стоит к ней подступиться еще раз? Предложение повисло в воздухе, напоенном приторным ароматом созревшего винограда

– Я попытаюсь. По-человечески мне ее жаль.- Юст понимал, что палку перегибать не стоит. Существуют вещи, к которым римлянин обязан относиться с философским терпением. Например, к беспутному поведению потаскухи-жены.

– Это ее позор, Юст, а не твой.- Император вновь потрепал сенатора по плечу.- Жду тебя через три дня с хорошими новостями.- Он повернулся и направился по мозаичной дорожке к западному крылу Золотого дома.

Только теперь Юст позволил себе улыбнуться, и эта улыбка сулила мало приятного тому, кто ее в нем пробудил.

Письмо Веспасиану от Геркулеса Энния Перегрина, трибуна легиона «Любимцы Марса», стоящего в Понтийском Амисе[57].

«Мой император!

Здесь возникла сложная ситуация, которая могла бы показаться комичной, если бы не являла собой угрозу империи. В округе объявился человек, выдающий себя за Нерона. Он утверждает, что успел скрыться из Рима, прежде чем предатели успели его умертвить, и нашел убежище в Греции, где оставался вплоть до настоящего времени, держась в стороне от дорог и больших гарнизонов. Сейчас человек этот озабочен тем, чтобы собрать вокруг себя как можно больше сторонников и повести их на Рим.

Не секрет, что чернь любила Нерона, и любовь эта за пять лет не угасла, а возросла. Там, где его считали героем, он сделался богом, и самозванец с легкостью увлекает за собой и римлян, и местный люд. Стыдно признаться, но к нему прибиваются и некоторые легионеры. Такая пылкость неудивительна, ведь многие из заблуждающихся никогда не видели Нерона вблизи. Я же отношусь к единицам, тесно соприкасавшимся с Агенобарбом, почему, собственно, и торчу теперь на задворках империи, а не прогуливаюсь по Риму, к которому стремлюсь всей душой. Надеюсь, мой государь, ты вспомнишь об этом, когда досадный инцидент исчерпает себя!

Должен сказать, что самозванец и впрямь напоминает Нерона. Волосы у него, правда, светло-каштановые, а не белокурые, но это не имеет большого значения. Он не такой высокий, как его прототип, и не слишком искусен в игре на лире, часто сбивается и перевирает тексты поэм. Более того, его греческий имеет скорее мезийский акцент, чем культурный, афинский, и все же сходство разительное, весьма убедительное для многих.

Предупреждаю, мой государь, человек этот не шутит. Он умен, хитер, он намерен воссесть на трон, он уже сейчас носит одежду с пурпурной императорской полосой, словно имеет на это право. Если восточные легионы решатся его поддержать, дом Флавиев пошатнется. Напоминаю, что северные легионы возвысили Тальбу, Отона, Вителлия, а легионы египетские (вкупе с пшеницей!) помогли победить тебе. Скаждым днем слава самозванца всеширится, и без поддержки центра периферия не устоит. Не мешкай и накажи этого человека, или появятся новые лже-Нероны, усугубляя несчастья, в которые ввергла империю гибель подлинного Агенобарба.

Озаботься этим как можно скорее, мой государь. На носу зима, корабли застрянут в портах, а время не терпит. Каждый день промедления привлекает к противнику все больше людей. Дело безотлагательное, угроза вполне реальна.

Собственноручно

Геркулес Энний Перегрин,

трибун. Амис,

24 октября 823 года со дня основания Рима».

Когда Сен-Жермен кончил играть и отступил от высокой египетской арфы, в обеденной зале послышались разрозненные хлопки. Прикоснувшись правой рукой к груди, исполнитель выразил собравшимся свою благодарность. В этот вечер он был одет в египетском стиле и даже в жестах подражал музыкантам древней страны фараонов и пирамид. Хозяин дома приказал наполнить свою чашу вином и похвалил: