Сен-Жермен понимал, что его выпроваживают, но стоял на своем.

– Уважаемый прокуратор, я бы хотел, чтобы мне сообщали, как продвигается дело. Арест рабов лишает меня дохода. И не только меня. Мой возница Кошрод регулярно выступает за красных, их удручает его отсутствие. Они хотят знать, когда он вернется в строй.- Красную скаковую фракцию поддерживали в основном всадники и сенаторы, это соображение могло подстегнуть Аластора к решительным действиям.

– Красные, м-да,- промямлил чиновник, бросив на Сен-Жермена проницательный взгляд.- У императора много друзей среди белых.- Лицо его вновь превратилось в маску бесстрастия.- Вести придут.

Разговор был окончен, и с этим приходилось смириться. Сен-Жермен слегка поклонился и, завернувшись в тяжелый плащ вышел из полупустой курии.

Начинался сезон зимних дождей, и сенаторы, как и многие римляне, предпочитали сидеть по домам. В ненастье не открывался даже свиной рынок.

Одни лишь нищие заполняли сейчас улицы мокрого города. Они сбивались в кучки под акведуком Клавдия и бродили по рыночным площадям. В дождливую пору эти несчастные казались особенно жалкими, под стать обступающим их шелудивым дворняжкам, без устали лающим на редких прохожих.

Легкий одноконный экипаж Сен-Жермена был покрыт грязью, с его провисших бортов стекала вода. Попрошайки кружили вокруг него, как голодные падалыцики, пронзительно выпрашивая подачку. Сен-Жермен рассеянно бросил им пригоршню медных монет и свернул на Триумфальную улицу. Разговор с Аластором не сулил ничего хорошего. Сен-Жермен мрачно нахмурился, вспоминая старшего прокуратора, его дряблую чопорную физиономию. Он знал, что нет больше смысла обращаться в сенат.

Одна нищенка, семилетняя девочка, попыталась ухватиться за поручни колесницы. Бесформенная туника едва прикрывала малышке колени, из нее, как из губки, сочилась вода

– Патриций! – кричала тонким голосом девочка, яростно жестикулируя худыми как палки руками.- Добрый господин! Я – девственница! Это святая правда! Десять сестерциев за девственницу, господин! Всего десять сестерциев! Я понравлюсь тебе!

Он слишком часто слышал такие призывы, чтобы придавать им значение, но придержал лошадь, ибо был удручен.

– Сколько, дитя?

– Пять! – завопила девчонка, пытаясь грязными пальцами ухватиться за полу шерстяного плаща.- Пять! Для такого патриция – пять!

Сен-Жермен покачал головой.

– Девственница за пять сестерциев? В борделях просят вдесятеро больше.

– Четыре! Всего четыре. Ты мне нравишься, господин. Четырех будет довольно.- Она шмыгала носом, запрокидывая измазанное лицо.

Сен-Жермен раскрыл кошелек и выудил из него пару серебряных и пару медных монет. В сумме это составило ровно десять сестерциев – первоначальную цену услуг.

– Вот,- сказал он, протягивая деньги.- Возьми. Купи себе еды и место в ночлежке.

Нищенка озадаченно уставилась на него.

– А как же ты?

– Мне ничего не нужно.- Он попытался улыбнуться, но не вполне успешно.- На мой вкус ты слишком мала

– Ты не хочешь меня? – свирепо спросила девчонка.- Я – девственница! Это чистая правда! Никаких болезней или чего-то еще!

Лошадь дернулась и заплясала на месте.

– Дитя, возьми деньги и будь тем довольна. Тебе не придется себя продавать.

Чумазая мордочка исказилась от гнева.

– Евнух! Пачкун! – Малышка отпрыгнула от повозки, едва не свалившись на булыжную мостовую. Лошадь еще раз дернулась и пустилась рысцой.- Засохший червяк! Покрыватель свиней! Любитель дерьма! – Оборванка продолжала вопить, крепко сжимая в кулачке полученные монеты.

Собравшиеся вокруг нищие обидно захохотали, потом засвистели. Повозка покатила на юг. Сжимая в руках поводья, Сен-Жермен задыхался от гнева. «Ну и зачем ты так поступил? – спрашивал он себя.- Что толку от твоего доброго жеста, если тебя при этом позорят?» Его настроение лишь ухудшилось при взгляде на свинцовые небеса. Он перевел глаза на пустующую громаду Золотого дома. Веспасиан в нем занял только крыло, не понимая, что делать с остальными покоями. Мокрые стены здания казались тускло-коричневыми и радовали взор не больше, чем худшие из строений бедняцких кварталов.

Вокруг грандиозной стройки нового амфитеатра улицы утопали в грязи, вывороченной со дна осушенного озера Впрочем, огромный фундамент был почти завершен, и в нем уже проступало невероятных размеров кольцо, пересеченное траншеями коридоров, над которыми предполагалось возвести трибуны гигантской вместимости. Сен-Жермен любил наблюдать за ходом строительства, но в этот раз он спешил. Ему еще надо было попробовать повидаться с Ювином Ацестом, трибуном, ведающим тюрьмой для рабов. Два предыдущих визита не увенчались успехом, таким же, похоже, будет и третий, если позиция, занятая Аластором, отражает реальную обстановку в верхах. Что же произошло между сенатом и Титом? Почему рабы чужеземца стали предметом нескончаемой распри? Если старший прокуратор сената борется с префектом преторианцев за власть, тогда то, на чем они не сошлись, будет непременно уничтожено той или иной стороной. Его больно обжег страх за Кошрода, Тиштри и Аумтехотепа

Поглощенный своими мыслями, он не сразу заметил толпу из двадцати-тридцати человек, сгрудившуюся вокруг неподвижно лежащей под аркой цирка фигуры. Только когда его лошадь метнулась в сторону, оскользнувшись на мокром булыжнике мостовой, Сен-Жермен натянул поводья и с пробудившимся интересом взглянул на собравшийся люд.

Там были разбойного вида мужчины и грязные дети, древние сморщенные старухи и молодые неряшливые девицы, отмеченные неизгладимым тавром нищеты. Все находили жестокое удовольствие в мучениях человека, неизмеримо более несчастного, чем они.

Лежащий и впрямь выглядел жалко. Из-под грязи, покрывавшей его лицо, просвечивала мертвенно-бледная кожа – вся в ссадинах и кровоподтеках. На запястьях и лодыжках страдальца зияли воспаленные, гнойные раны, словно его пытали раскаленным железом. Он был почти гол – его прикрывала лишь короткая туника, изодранная и в отвратительных пятнах. Слоняющиеся вокруг оборванцы швыряли в него, посмеиваясь, всяческой дрянью, кое-кто отходил назад, чтобы разбежаться и пнуть беднягу ногой.

Сен-Жермен привязал поводья к поручню экипажа и вытащил из держателя хлыст.

– Эй, вы! – крикнул он, сходя на мостовую. Двое мучителей оглянулись, их грубые, злобные лица лоснились от возбуждения.- Вы! – повторил он, сопровождая свой окрик ударом хлыста по мокрому сапогу.

Еще несколько человек обернулись, и ражий детина, радостно заулюлюкав, кинулся на чужака в черном плаще. Сен-Жермен не сделал попытки уйти от атаки. Он лишь слегка отклонился, и оборванец, потеряв равновесие, грохнулся на грязную мостовую. Задыхаясь, упавший вскочил и снова двинулся к странному незнакомцу, уже, правда, с некоторой опаской. От толпы отделились несколько человек.

Детина занес кулак, намереваясь ударить противника по уху. Сен-Жермен ухватил его за руку и резко рванул на себя. Оборванец опять упал, однако не получил повреждений и встал, размахивая огромным куском кирпича Нищие засвистели, подбадривая товарища, но тот идти в бой без поддержки не захотел.