— Кого? — Я даже оторвалась от груди Руби, перестав вдыхать его умиротворяющий запах.

— Дурачка, которого ты обратила, — поджав губы, осуждающе буркнул волчонок. — В голове у него ветер, конечно, зато он, как флюгер, путь к тебе указывал. Так мы этот город и нашли.

— А что, Густав сам не знал, где Тантибус живет? — искренне удивилась я. Мне казалось, что мой прапредок знает все.

— Нет, тот очень хорошо прятался, — с недовольным вздохом признал Рубен. — Без Пьера мы бы тебя ни за что не нашли. Дориш знал лишь то, что ты живая. пока.

— То есть ты только что меня нашел? — Мы с Руби оба сидели на полу, опершись спинами о стену, но, едва мне стало немного спокойнее, я уселась на вытянутые ноги волчонка. И если бы не переживания об остальных, то давно бы уже или впилась ему в вену, или. Мысли о нормальном человеческом сексе всегда возбуждали мой аппетит.

— Нашел я тебя раньше, сегодня утром, с каким-то левым парнем, на котором ты висела так, словно он тебе не безразличен. Вы даже целовались! — Агрессивная ревность в голосе волчонка умилила меня до очередного приступа не совсем нормального веселья.

— Это. это. мой. прапрапра.дедушка. — захлебываясь смехом, пояснила я. — Мы не по-настоящему.

— Выглядело очень убедительно, — со злостью процедил Руби.

— И ты ушел дуться? — уточнила я, старательно лохматя своему балбесу дурную голову.

— Я отчитался Густаву, проводил его и решил пробежаться немного, успокоиться.

— Молодец. — У меня снова внутри все заледенело от ужаса, от вполне реального ужаса. Мой дурной ревнивый мальчишка, убитый фамильярами Тантибуса.

— Если ты переживаешь о той странной паре, пахнувшей кровососами и людьми одновременно, то с ними сейчас разбираются Сохви и парни из твоего клана.

Испуганно охнув, я соскочила с Руби, подбежала к двери и выскочила в коридор. Прислушалась. В доме висела густая напряженная тишина. Только поэтому я услышала приглушенный вскрик Рыжей. Это не было миражом, потому что Руби тут же оказался рядом со мной, принюхался и побежал к лестничному пролету, а затем вниз. Наши друзья боролись со своими кошмарами на первом этаже.

Я не прощу себя, если с ними что-то случится. Из-за меня. Опять из-за меня!

— Нам надо найти эту пару и убить их, — вновь и вновь повторяла я волчонку, упорно выискивающему Сохви. — Пойми, они могут быть вообще в десятке метров от своих жертв!

Надеюсь, я преувеличила, к тому же это фамильяры, они же должны быть слабее своего хозяина. Или нет?.. В любом случае Рубену я такой судьбы не желаю. Лучше двести лет вместе, и потом...

Что именно будет потом, я не додумала. Слишком много отвлекающих факторов. Меня вот, например, затягивало в массовый кошмар. Оказывается, и так можно?! Создать общую галлюцинацию, вложить ее в несколько голов одновременно и подкрашивать, не напрягаясь, задействуя воображение своих жертв.

— Руби, ищи. ищи их!

Я еще успела оттолкнуть от себя волчонка, прежде чем кошмар окончательно поглотил меня. Мы сражались против огромного двухголового монстра. Он был реальным, слишком реальным, чтобы быть иллюзией. Я потрясла головой, пытаясь разглядеть, кого именно выставили против нас четверых — Антереса, Стефа, Сохви и меня. Какой-то маленький, совсем слабенький кусочек моего подсознания пытался анализировать происходящее.

Главное, я осознавала, что чудовище убивать нельзя. Нельзя, потому что это неправильно. Потому что. оно не чудовище!

Это были самые страшные минут пять-семь в моей жизни, когда я, ослабленная физически, пыталась не только противостоять попыткам фамильяров Тантибуса проникнуть ко мне в голову, но и убедить других, что перед ними всего лишь мираж. Очень правдоподобный мираж, для создания которого использовали кого-то из наших близких. Причем я же сама практически верила увиденному, с трудом цепляясь за спасительный кусочек подсознания, не поддавшийся обману.

Вечность я умоляла Антереса и Сохви, ругалась со Стефом и вместе с ними отбивалась от двухголового чудовища, пытающегося нас уничтожить. Оно-то, возможно, моих уговоров не слышало.

Самое страшное началось, когда фамильяры поняли, что я мешаю их веселью, и превратили меня во что-то ужасное в глазах моих друзей. И я сама вдруг увидела страшных монстров, ворвавшихся в дом, разорвавших в клочья моих собратьев по клану, всех. включая Дориша и Берта, которых я раньше не замечала. Но раз теперь они тут, значит. значит, это они и были двухголовым монстром?!

Сил отбиваться сразу от четверых вампиров и одной оборотницы у меня не было. Странно, что Густав не позаботился об этом, хотя, наверное, мог. Но я по-прежнему была слаба, разве что в летучую мышь сумела обернуться, чтобы было проще уворачиваться и прятаться.

А когда я уже практически смирилась, что сегодня умру, спасая свой клан от самих себя, все прекратилось. Вдруг раз — и передо мной обычный гостиный зал, разгромленный конечно, но без размазанной по полу и стенам крови, разбросанных вокруг, неузнаваемых уже тел. Вместо страшных озлобленных монстров, готовых меня растерзать, — усталые, израненные, но живые собратья.

— Руби! — Убедившись, что никто сильно не пострадал, я помчалась искать своего волчонка. Ясно же, что это он нас спас.

Рубена я нашла в дальнем крыле первого этажа, в маленькой комнатушке, похожей на кладовку. Именно ее фамильяры Тантибуса выбрали для своего укрытия. Очень хитро!

Мы дрались на правой половине, ближе к входу, а они прятались на левой. Увлеченные боем друг с другом, мы бы их никогда не нашли. А вот волк... мой волк их нашел.

Вот тут как раз было все то, что нам лишь мерещилось: кровь на полу и стенах, разбросанные части тел, раскиданная по комнате мебель.

Жанэ упоминал, что уничтожить фамильяров высшего вампира практически невозможно, пока жив их хозяин. Зато после его смерти они умрут сами, быстро, в течение двух-трех суток. Ну или ослабнут настолько, что их сможет убить один еще очень молодой, но очень злой оборотень. Главное, чтобы сам выжил.

Я оттащила бессознательное тело мальчишки подальше от двух других, упала на колени, приложила ухо к груди. Дыхание было очень-очень слабым, едва ощутимым, поэтому мне надо было убедиться, что не зря надеюсь на лучшее. Сердце Руби билось.

«Оболтус», «балбес», «придурок лохматый». Никаких героических фраз, но и никаких истерик. Я присела рядом с ним на полу, положила его дурную лохматую голову себе на колени и устало закрыла глаза. Все будет хорошо. Он же оборотень! Да, у него сломано все, что можно было сломать. Тело изранено когтями и зубами, словно с ним сражались не люди, а звери. Два зверя. Но он жив, значит, сейчас придет в себя и восстановится. Ему просто надо обернуться.

Прикосновение пальцев Руби к моей щеке было почти неощутимым, как его дыхание. Но оно было. Он попытался стереть мои слезы и улыбнуться разбитыми губами.