Артур медленно подошел и ладонями обхватил стальные прутья, приближаясь лицом к решетке. Совершенно молча оглядел мой облик, делая для себя какие-то выводы, на что я ведомая словно на ниточке потянулось к нему с другой стороны клетки.

- Соскучился по мне? Признайся? - как и ожидалось Артур всем видом продемонстрировал холодное спокойствие и контроль над эмоциями.

Какая-то малая часть меня по-прежнему настойчиво и глупо желала ударить его побольнее? Не одной мне страдать будучи запертой в страшных казематах.Поэтому я обхватила его руки, державшие жерди, и погладила нежно каждый его палец. И мысленно взмолилась, чтобы он отреагировал.

Нет ответа. Тишина. Словно замер. Внутренне в очередной замерз и покрылся коркой льда, за которой не видно прежнего Артура.

Желая добить, ярешила действовать настойчивее. Провела пальцамидорожки по его крупным венам, распирающим кожу каждой из кистей. Ощущая твердость и силу. Наслаждаясь этим ощущением власти над его телом.

- Ая соскучилась. Заходи ко мне в камеру. Поиграем в нашу любимую игру? - кивнула головой в бок, указавна огромную площадь мои новых личных «покоев», любезно предложенных шейхом.

Даже на подобную провокацию и игривый взгляд я получила всего лишь мысленную затрещину. Для подтверждения своего уже озвученного решения убрать меня из своей жизни, он отнялруки отжердей,не разрешаяк себе прикасаться и гладить. А раньше предоставлял мне неограниченный доступ на прикосновения. Только Мне давал подобноеправо. А теперь забирал.

Всё у нас "теперь" по-другому.

Я устало усмехнулась и отпустила жерди, тожеотходя вглубь камеры. Скрываясь в тени и выстраивая более длинную стену. Восстанавливая душевное спокойствие.

Веселый тон быстро сменила на такой же равнодушный, как и у Артура:

- Зачем пришел? Увидеть меня убитой и раздавленной? Может быть плачущей или склонившейся к твоим ногам? Или слезно умоляющей пощадить меня и не наказывать? Тогда спешу огорчить. Ты забыл, с кем имеешь дело, дорогой муж!!!

Каждый раз, когда издевательски произносила слово «муж» я ощущала, как лезвие полосует сердце. Я как мазохистка делала себе больно и наслаждалась болью в груди. Дьявол… при виде все такого же равнодушного Артура неожиданно унизительно защипали веки и голос мой дрогнул, подвел меня в ответственный момент, показав врагу мои переживания:

- Говори, зачемпришел? Понаблюдать за моим наказанием!? Говори! Не молчи! - накричала, отчего старуха еще больше навострилась и начала прислушиваться к нашему разговору. Поэтому пришлось успокоиться и вернуться ближе к жердям.

- Я теперь не достойна даже твоих слов!?

Хвала пескам! Ожил. Челюсти расслабились. Губы разъединились, складывая буквы в слова:

- Я посчитал нужным сказать тебе это лично. Завтра я с сыновьями выхожуна тринадцатую землю. На время путешествия тыостанешься здесь, поскольку твоему слову нельзя верить и при нашем отбытии, проигнорировав мой приказ, ты безусловно направишься за Азаматом. В результате, нарвешься на неприятности.

В поход с сыновьями...? А я останусь здесьгнить?

Мы ведь собирались вместе пойти в поход? Потому что не хотели разлучаться на столь долгий срок. В лучшем случае путешествие займет по времени месяц туда,месяц обратно и неизвестно сколькозаймут насущие дела на тринадцатой земле. А вдруг начнутся песчаные бури или иныеприродные опасные явления? Время в разлуке еще сильнее возрастет. И как я буду без Азамата? С ума сходить каждый день от беспокойства?

Он хотел меня взять с собой! Онобещал!

Отчаяние и паника, как та самая песчаная буря поднялась из глубин и захлестнула в прочные тиски. Дышать тяжело, руки, как у старухизатряслись и вновь вцепились в решетку.Огненный лоб прислонила к ледянымжердями с силой надавила на них, так словно намеревалась протиснуть лицо между двумя прутьями и прорваться к Артуру. При виде любимого палача выплеснулся неожиданно сильныйприливзлости, способныйвырвать прутья. Если не вырвать, то согнуть и дать мне выйти из заточения.

«Не смей со мной так поступать! Не смей!

Я больше не контролировала голос и эмоции и то, что старуха подслушивала не замечала. Теперь уже все равно:

- Ты позволишь этой суке разъединить нас!? Ты ее наказал и убил, но она все равно добилась своей цели и разъединила нас!Не оставляй меня здесь! Не отбирай сына! Не поступай со мной так! Когда тыпростишь меня, то может оказатся уже слишком поздно! Итогда уже я не смогу простить тебя.Понимаешь!?

Он внимательно дослушал мою гневную речь, после чего развернулся.

Затем пошел твердойпоходкой вдоль камер. Без каких-либо внутреннихсомнений и сожалений. Ниразу не остановился, чтобы посмотреть на меня, прижавшуюся к жердям. Ниповел плечом, ниразвернулся,ниприостановился. От ощущения беспомощности сжались легкие и время от времени не хватало воздуха. Душно. Здесь стало нечем дышать.Где мой воздух? Чем дышать?

В тот миг весь мир для меня полыхнул кровавыми красками ярости и я потеряла контроль над собой.

- Ненавижу! Ненавижу! Открой меня! Выпусти! - шарахнула ладонями по жердям, вызывая мощнейшийгрохот ивибрацию в камере. - Отдайсына!

Еще и еще раз повторила ударыуже кулаками, а не ладонями, отчего раздавался более сильный звон и более мощнаяотдача. Руки тоже получали огромную боль, как и решетки. Вот теперь я полностью подтвердила свое прозвище "безумная".

Я била ладонями о стальные прутья, каждый раз при ударе чувствуя парализующую боль, расползающуюся от кончиков пальцев вниз по кистям илоктям. Несмотря на нее я продолжала ударять по жердям.

Тем самым я пыталась достучаться до шейхав прямом смысле слова, а криком - разбудит, раздразнить. А еще столь примитивным образомя вымещала всю накопленнуюярость, боль и отчаяние. Постояннаяболь в кулакахне давала мне сдохнуть от отчаянии, не позволялаопуститься на колени и горько заплакать. Я била долго и упорно о жерди, а вскоре перешла настены, пока кожана костяшках не треснула, орошая мазкамикровистену. Постепенно. С каждым ударом всё больше и больше рисовалиськровавые узоры.

Как он смел предавать меня!? Как смел отталкивать!?

- Эй, безумная, прекрати вопить. Он уже ушел и не слышит тебя! Что за мужик? - голос старухи вырвал из того безумия и я очнулась в камере, при этомдыша как в заключительный раз. Несмотря на холод в подвале, я насквозь пропиталась мерзким потом и чувствовала себя грязно. Мерзко. Преданной.

Моя ярость постепенно стихла, успокоилась и улеглась внутри. После чего я смоглаобессиленно опуститьсяна свою солому.

***

На следующий день яэмоционально выдохлась. Ночьюзаснула сидя, проснулась в таком же положении. Утромна знакомого охранника, принесшего завтрак, не отреагировала. На его вопросы молчала, на щелканье пальцев возле лица не моргала.

Обреченный на поражение охранник оставил меня в покое,а безумная старуха в кои-то веке серьезно поинтересовалась: