— Я уже описывал его, — продолжал Дойл. — Крупный, высокий мужчина. Светлые, почти белые волосы, короткая стрижка. Голубые глаза. Вообще-то симпатичный. Немного мрачноватого вида… Похож на кого-нибудь из знакомых?

— Я не могу так сразу сказать по одному описанию, — ответил Колин.

— Совершенно верно. Он ничем не отличается от миллиона других. Так, а если исходить из предположения, что он — совершенно незнакомый человек, просто рядовой сумасшедший американец, вроде тех, о ком мы каждый день читаем в газетах?

— Он поджидал нас в Филадельфии.

— Не поджидал. Он случайно…

— Он тронулся в путь вместе с нами, — произнес Колин, — он с самого начала преследует нас.

Но Дойл не желал даже думать о том, что это может быть знакомый, так сказать, имеющий на них зуб — обоснованно или надуманно. Если так, то вся эта безумная история может и не кончиться с концом поездки. Если маньяк их знает, он сможет вновь выследить их в Сан-Франциско. Он может следовать за ними когда захочет, в любое время.

— Нет, мы его не знаем, — настаивал Алекс, — он просто псих. Я видел, как он действует. Я видел его глаза. Он не из тех, кто может разработать и осуществить план погони через всю страну.

Колин молчал.

— Чего ради ему устраивать за нами погоню? Если ему нужно убить нас, то почему он этого не сделал еще там, в Филадельфии? Или на побережье? Чего ради гнаться за нами всю дорогу?

— Я не знаю, — признался мальчик.

— Послушай, тебе придется согласиться, что кое-что здесь просто совпадение, — продолжал Дойл. — По чистой случайности он начал свою поездку одновременно с нами, от того же дома той же улицы. И он ненормальный. А ненормальному вполне достаточно подобного совпадения, чтобы превратиться в одержимого навязчивой идеей. Он схватится за нее, раздует, использует как базу для своих параноических иллюзий. И все, что уже произошло, вполне объясняется этим фактом.

Колин обхватил плечи руками и стал медленно покачиваться из стороны в сторону. Потом произнес:

— Наверное, ты прав.

— Но я все же тебя не убедил?

— Нет.

— Ну хорошо, — вздохнул Дойл, — мы отменим все сделанные заказы и следующие две ночи будем выбирать мотели наугад. Если, конечно, будут свободные номера.

Он улыбнулся, почему-то почувствовав облегчение, хотя и не верил всерьез в смутные предположения Колина.

— Теперь тебе лучше?

— Мне не будет лучше, пока мы не доберемся до Сан-Франциско, до дома, — ответил Колин.

— Так же, как и мне.

Дойл скользнул под одеяло и вытянулся на кровати. Движение снова причинило ему острую, взрывную боль в боку.

— Не хочешь выключить свет, чтобы мы смогли хоть немного передохнуть?

— И ты сможешь спать после всего этого? — спросил Колин.

— Может, и не смогу. Но попытаюсь. Если мы собираемся возвратиться немного назад, выбрать другую дорогу и таким образом прибавить несколько часов пути к нашему расписанию, мне необходим максимальный отдых.

Колин выключил свет, но не лег.

— Я посижу вот так немного, — сказал он, — не могу сейчас спать.

— Нужно постараться.

— Я попробую. Чуть позже.

Смертельно уставший Дойл заснул, но спал урывками, не крепко. Ему снились сверкающие лезвия, топоры, кровавые брызги, в ушах звенел жуткий смех маньяка. Много раз Алекс просыпался, обливаясь холодным потом. А когда он не спал, то думал о таинственном незнакомце и гадал, кто это может быть. Кроме того, мысли Алекса занимала его собственная так неожиданно проявившаяся храбрость. Он понимал, что любовь к Куртни и Колину придавала ему силы и отваги. Когда ему нужно было заботиться только о себе, Алекс всегда мог избежать проблем. Но теперь… Их было трое, а троим не так-то просто убежать. Таким образом Алекс, сам того не желая, обнаружил в себе некие скрытые ресурсы, о которых и не подозревал. И, поняв, что находится теперь в большем ладу с самим собой, чем когда бы то ни было раньше, довольный, он вновь заснул. А потом ему опять приснился все тот же сон, и он опять проснулся. Но теперь он уже смог унять бившую его дрожь, уверенный, что отныне он в состоянии управляться с ней.

Долгих два часа Колин неподвижно сидел на кровати в полной темноте, слушая дыхание Дойла. Он слышал, как тот вдруг проснулся, забился под простынями и потом снова уснул. «Ну, по крайней мере, он хоть отдохнет», — подумал Колин, на которого произвели огромное впечатление хладнокровие и самообладание Дойла в такой опасной ситуации.

Колину всегда нравился Алекс Дойл. Он восхищался им настолько, что считал делом чести скрывать свое восхищение. Иногда Колину хотелось сжать Дойла в объятиях, прижаться к нему и так остаться навсегда. Пока Дойл ухаживал за Куртни, Колин все время боялся, что сестра не сумеет его удержать и Алекс бросит их. И вот теперь, когда Алекс был членом их семьи, «принадлежал» им, Колин ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы быть все время рядом с ним и учиться у него. Однако он давно уже изо всех сил старался быть взрослым, зрелым, поэтому сдерживал себя. И, несмотря на огромную любовь, восхищение и привязанность к Алексу Дойлу, выражал свои эмоции потихоньку, так сказать, маленькими порциями.

Когда утром солнечные лучи стали пробиваться в комнату поверх тяжелых гардин, Колин поднялся с постели и направился в ванную принять душ. Он знал, что Алекс спит. И пока теплая вода ласкала и массировала его тело, а желтое душистое мыло приятно пенилось в руках, Колин постепенно успокоился, почти забыл о незнакомце в «Шевроле». Немного, совсем немного удачи и везения — и все будет в порядке. Все просто должно кончиться хорошо в конце концов, потому что Алекс Дойл был здесь именно для того, чтобы ничего плохого не случилось ни с Колином, ни с Куртни. Колин был уверен в этом.

* * *

К тому моменту, когда Джордж Леланд добрался до своего фургона, припаркованного недалеко от «Рокиз Мотор отеля», он уже давно забыл и о Дойле, и о мальчишке. Джордж повертел в руках ключи, но пальцы не слушались его, и ключи полетели в грязь. Наконец отыскав их в глубокой луже, он отпер заднюю дверь и забрался внутрь фургона. Леланд был совершенно разбит, измучен болью.

Это была самая жуткая мигрень, которую он когда-либо испытывал. Обычно она концентрировалась внутри и вокруг правого глаза, но теперь веером разлилась по лбу и побежала дальше, назад и вверх, к затылку. От этой неистовой боли у Леланда заслезились глаза. Он слышал скрип собственных зубов, похожий на царапанье колес по песчанику, но не в его силах было усмирить свои челюсти: Леланд чувствовал себя так, словно был в чьей-то власти, и этот кто-то думал, что боль можно прожевать, измельчить на крошечные кусочки, проглотить и переварить.

В этот раз ничего не предвещало болевую вспышку. Обычно где-то за час до первой волны Леланда начинало тошнить, голова кружилась, разноцветные круги горячего слепящего света концентрировались перед глазами. Но не сегодня вечером. Странно, но за секунду до начала приступа он чувствовал себя просто великолепно, а потом боль, подобно удару молотка, обрушилась на него. Теперь он понимал, что раньше, по сравнению с сегодняшним приступом, она была просто ничтожной. Состояние Леланда быстро ухудшалось, боль нарастала так стремительно, что он не надеялся добраться до мотеля, прежде чем полностью обессилеет.