Но произошло то, что и должно было произойти. «Дожали характером», – говорят в таких случаях. Люди в тельняшках безжалостно истребляли людей в десантных комбинезонах. И скоро офицеры немецкой флотилии могли видеть в свои бинокли только полосатые спины и такие же полосатые торсы русских моряков у всех трёх орудий батареи. «Чёрно-полосатая смерть» неумолимо побеждала и теперь победила окончательно. Стало очевидно, что избитая, израненная, по локоть в чужой и своей крови, но живая, русская морская пехота почти уничтожила десант.

– Огонь, – теряя сознание, получивший пятое ранение, с лицом, залитым кровью, хрипел Гусев. – Огонь, огонь, – опять и опять повторял он, прежде чем окончательно не потерял сознание.

И старшина, и другие моряки поняли Гусева. Не прошло и пяти минут, как батарея заново открыла огонь. И теперь уже было не важно – находят снаряды свою цель или летят бесцельно. Важно было то, что остров наш, и то, что вражеский десант разгромлен. Но снаряды находили свою цель. Одна вражеская баржа была потоплена огнём моряков прямо на глазах нападавших. Ещё две баржи сели на рифы к северу от острова. Несколько надувных лодок тщетно пытались отплыть от суши. Казалось, сама природа не даёт им это сделать. Штормовая волна отбрасывала резиновые судёнышки обратно на валуны насыпного берега. И становилось очевидным, что пленения в этом бою уцелевшим немецким десантникам не избежать.

Из Новой Ладоги подошли три советских сторожевика. Сразу открыли огонь по вражеской флотилии. Не имея серьёзного тяжёлого вооружения, они также не могли переломить ситуацию, но с их появлением и без того нервозные действия немецких, итальянских и финских моряков стали приобретать хаотичный характер. Вражеские катера то обстреливали остров, то бросались на наши сторожевики и тральщик. То вдруг пытались выстроиться для отхода.

В небе появилась штурмовая авиация сразу двух фронтов и флота. Сменяя друг друга, на максимально низкой высоте на цели заходили штурмовики «Ил-2». Сбросив бомбы, самолёты атаковали суда противника реактивными снарядами. И только полностью расстреляв свой боекомплект, «илы» ложились на обратный путь к своим аэродромам. Пожары на вражеских судах стали многочисленными. В ледяной воде вокруг барж и паромов барахтались выброшенные за борт качкой и взрывами люди.

Доподлинно неизвестно, сам принял решение об отходе подполковник Зибель или получил приказ отходить от своего начальника – командира ладожской береговой бригады полковника Ярвинена, но изрядно потрёпанная флотилия паромов стала выстраиваться для отхода. Через два с половиной часа с момента начала операции «Базиль», не достигнув своими действиями никакого значимого результата, вражеская флотилия полным ходом стала отходить от острова Сухо в северо-западном направлении.

Модель своего поведения на фронте Суровцеву каждый раз предстояло выстраивать заново. Штаб Ладожской флотилии не стал исключением. Проходя по коридорам штаба, выхватывая обрывки разговоров, отвечая на приветствия, перед дверями комнаты, где находился командующий Краснознамённым Балтийским флотом и почти всё командование флотилии, он фактически знал сложившуюся обстановку в деталях.

Когда вошёл в просторный кабинет командующего флотилией, первым, на ком остановился взгляд, был командующий Балтийским флотом вице-адмирал Трибуц, говоривший по телефону. Присутствующие генералы и командиры при появлении Суровцева встали.

– Так точно, товарищ генерал-полковник! Как появится – сразу сообщу, – проговорил в телефонную трубку командующий флотом и только тогда обернулся к Суровцеву.

Сергей Георгиевич дал присутствующим генералам и командирам знак рукой, что означало команду «вольно». Он понял, что командующий говорит по телефону о нём. Кивнул вице-адмиралу. Вполголоса спросил:

– Василевский?

Вице-адмирал Трибуц утвердительно кивнул в ответ и отдал телефонную трубку представителю Ставки.

– Товарищ генерал-полковник, – уже по телефону говорил Сергей Георгиевич, – здесь генерал-лейтенант Суровцев.

– Докладывайте! – коротко приказал по телефону Василевский.

– В семь часов утра флотилия противника в составе до тридцати судов атаковала остров Сухо. Через час после налёта своей авиации противник предпринял попытку захватить остров и его батарею. Гарнизон отбил атаку вражеского десанта. В настоящее время батарея продолжает вести огонь. По кораблям противника наносятся удары штурмовой авиацией Волховского и Ленинградского фронтов и авиацией флота. Корабли Ладожской флотилии ведут преследование противника.

– Как оцениваете боевые возможности и состояние вражеской флотилии паромов?

– По докладам лётчиков, более пятидесяти процентов неприятельских судов имеют серьёзные повреждения. В основном это «зибель-паромы» и вспомогательные суда. В меньшей степени это относится ко всем немецким, итальянским и финским катерам. Наша авиация наблюдает многочисленные пожары. Летчики докладывают о сбитых самолётах противника. Цифры наших и вражеских потерь уточняются. Но считаю, что полностью уничтожить флотилию противника не представляется возможным из-за известных вам причин.

– Хватит рассуждать о причинах, – довольно резко оборвал его начальник Генерального штаба. – Ваши намёки о несвоевременности учений неуместны, – сам не к месту сказал он. – Докладывать обстановку через каждый час. Выполняйте!

– Есть! – коротко сказал Суровцев и положил трубку.

Глядя на присутствующих, Суровцев развёл руки в стороны, точно сказал: «Что поделаешь?»

– Здравия желаю, товарищ вице-адмирал, – с опозданием поздоровался он с командующим флотом, – приношу свои извинения за столь сумбурное появление. Здравствуйте, товарищи, – поздоровался он с остальными присутствующими, среди которых были два генерала. – У меня ко всем вопрос… Следует ли нам воспользоваться возможностью привлечения стратегической авиации?

Вице-адмирал Трибуц оглядел своих подчинённых и рассмеялся:

– Ну вы и артисты! Чего заскромничали? Издёргали меня, а теперь замолчали! Михаил Иванович, – обратился он к командующему авиацией флота генералу Самохину, – твоё мнение главное и решающее…

– Погода такова, что толку от тяжёлых бомбардировщиков действительно не будет. Дольше цели будут искать, чем бомбить. Да и не найдут ещё. Справимся сами, – спокойно и с достоинством закончил он.

– Конечно, спасибо, – в свой черёд сказал командующий Ладожской флотилией Чероков. – Наверное, это действительно лишнее. Справлялись раньше – справимся и теперь.

– Считаю, что давать оценку происходящему пока рано, но можно готовить сводку, – подвёл черту под разговором вице-адмирал Трибуц. – Владимир Сергеевич, – обратился он к Черокову, – пошли кого-нибудь из своих людей на остров. Надо посмотреть, что там творится.

Общее ожесточение и критическая ограниченность средств с нашей и немецкой стороны в этот период войны привела к тому, что часто исход крупных сражений решался на уровне ротного, а то и взводного звена. И простые русские лейтенанты со своими солдатами отважными и решительными действиями если и не меняли обстановку коренным образом, то срывали далеко идущие планы немецкого верховного командования. И крохотный островок на Ладожском озере, и простой дом в Сталинграде вдруг становились стратегическими пунктами обороны. И было символично, что на острове Сухо и в разрушенном сталинградском доме, оставшемся в истории как дом Павлова, героические гарнизоны возглавляли два Ивана – лейтенанты Иван Гусев и Иван Афанасьев. Представители нового поколения русских офицеров, каким-то непостижимым образом воспринявшие лучшие традиции отечественного офицерства. Несмотря на планомерное уничтожение самих носителей этих традиций.