– А себя она называла Дия! Право, очень романтично! Как некая богиня или планета.

– Наверное, – кивнула Надя.

Сравнение Лидии с богиней навело Надю на неприятные мысли о Капитоне, который уже вторую неделю томился в тюрьме. Она печально вздохнула, радуясь тому, что нынче в доме стало все спокойно, ведь убийца был найден.

– Все же хорошо, что наконец все раскрылось о смерти Лидии Ивановны, – заметила Надя, кладя очередную карту на столик.

– И не говорите, милочка! Этот наглый дворецкий совершенный безумец! Хорошо, что сейчас он в тюрьме. Если бы вы знали, сколько гадостей он мне делал и какие слова мерзкие говорил. Просто жуть.

– Что жуть, Зинаида Степановна? – спросил подходящий к ним Сергей, обнимая Надю за плечи.

– Я говорила – замечательно, что этот жуткий убийца Новиков в тюрьме! – ответила громко актерка.

– И я этому тоже рад. Столько он зла причинил всем, – поморщился граф. – Но наконец злодей пойман, и все будет хорошо. Завтра наше торжество с Наденькой и новая жизнь, спокойная и радостная.

– Поздравляю вас, Сергей Михайлович, – мило улыбнулась актерка. – Желаю вам много счастья в браке.

– Так и будет, – кивнул он.

Граф Сергей терпеливо дождался, когда девушки доиграют партию, и увел Надю чуть в сторону.

– Ты хорошо себя чувствуешь, душа моя? – обеспокоился он.

– Да, вполне.

– Ты очень бледна.

– Я хорошо себя чувствую, Сережа, правда, – улыбнулась она ему ласково.

– Наденька, ты не должна волноваться и поменьше общайся с этой Вересковой, а то она постоянно говорит о всяких мерзостях и вечно всем недовольна. Еще и тебя заставляет нервничать, а тебе это вредно.

– Ты о сердце?

– Да. Ты должна привыкать к счастливой спокойной жизни рядом со мной и не волноваться попусту. Это просто необходимо, Наденька, после свадьбы… – он чуть замялся и совсем тихо вымолвил, – ты непременно подаришь мне малыша.

– Хорошо бы первым был мальчик, – проворковала она.

– Почему же? Мне все равно, девочка – тоже замечательно.

– Но ты наверняка хотел наследника…

– Кто это тебе сказал? – перебил он ее страстно. – Я буду рад любому, и девочке не меньше. Ведь он будет от тебя, душенька. Поэтому я и настаиваю на том, что тебе надо научиться воспринимать все спокойно, только так ты сможешь забеременеть и без труда выносить нашего ребенка.

– Все будет хорошо.

– Однако я беспокоюсь о твоем сердечке. При твоем заболевании опасно рожать. Надобно будет постоянно наблюдать за тобой, а когда придет время рожать, я сам… – он замялся. – Я очень переживаю… напряжение при родах может плохо сказаться на твоем сердце…

– Я не боюсь! – выпалила она твердо. – Я люблю тебя и не собираюсь бояться каких-то родов. Тем более ты же будешь со мной.

– Непременно…

– Это главное. Поверь, проблемы с сердцем пугают меня гораздо меньше, чем жизнь без тебя. Надеюсь, нас будет много детишек, и все будет хорошо! Я даже не сомневаюсь в этом. А сердце, ну что ж, дожила же я как-то до восемнадцати лет. И далее оно выдержит. Потому что столько моего счастья оно просто обязано выдержать.

– Да, так и будет, – закивал Сергей довольно, легко прижимая ее к себе и целуя ручку. – Я тоже буду думать так. Ведь бабушка всегда твердит, что мысли управляют нашими поступками и воплощаются в жизнь.

– Твоя бабушка – мудрая женщина…

Уже под конец вечера Надя подошла к Аркадию и также поздравила его с получением наследства и с тем, что отныне его жена и дети могут жить открыто и свободно.

– Теперь я поняла, Аркадий, о чем вы говорили тогда, – сказала по-доброму Надя, обращаясь к Бакунину.

– Да?

– Когда упомянули, что у вас есть заветное желание, но это не деньги. Вы говорили он ней? об Оленьке, о ее свободе.

– Вы правы, если бы вы знали, как все эти годы я мучился и не находил себе покоя, оттого постоянно был не в духе. Но с этого момента моя жизнь наладилась, как мне кажется.

– Я тоже так думаю, дорогой Аркадий.

– Вам не спится, барышня? – приветливо спросила Дуняша, едва вошла в спальню с чистыми полотенцами, отметив, что Надя стоит у темного окна, обхватив себя руками.

– Да, милая, что-то я так переживаю, как все пройдет завтра.

– Всё будет хорошо, Надежда Дмитриевна, уверяю вас. Сегодня весь дом ходуном ходит. Все готовятся к завтрашнему торжеству, – успокоила горничная, складывая полотенца в ванной. – Ванна готова, барышня, пойдемте?

– Иду. Жаль мне вас, умаялись вы все за последние три дня.

– И не говорите, Марья Степановна будто взбесилась, всех девок гоняет, чтобы то мыли, то убирали. Так и кричит, что не хочет ударить перед завтрашними многочисленными гостями в грязь лицом.

– Вы не обращайте на нее внимания, ей ведь и самой несладко. Мало того что Сергей Михайлович ей не достался, так еще и ее каверзы вспыли наружу.

– Все же жать, что ее не оставили в полиции, – недовольно сказала Дуня. – И зачем за нее Сергей Михайлович поручился? Что это еще за такое домашний арест?

– Ну, значит, выходить далее усадьбы не может.

– Лучше бы ее графы вообще выгнали. Самое дело было бы, – нахмурилась Дуня, снимая с девушки пеньюар. – Очень уж ваш жених сердобольный человек. Нельзя таким быть.

– Отчего же? Я тоже думаю, что это жестоко, просто взять и выгнать человека на улицу. Тем более она драгоценности не успела продать и призналась во всем, это и повлияло на лояльность полиции.

– Призналась! Ее поймали, вот она и призналась, деваться-то ей некуда было. А она воровка! Сколько она награбила!

– Ты права, Дуняша, но все же стоит пожалеть ее, несчастная она.

– Ага, только теперь она в сто раз злее стала. Наклоните голову, барышня, я помою, – велела горничная.

– Благодарю.

– Вижу, у вас руки дрожат. Совсем вы распереживались, Надежда Дмитриевна. Может, вам чаю с валерианой и мятой заварить, как и всегда?

– Нет, не надо, Дуняша. Усну и так спокойно.

– Ну, как знаете.

Около одиннадцати Надя легла в постель. Завтра предстоял трудный, но счастливый день. На удивление, она быстро уснула и уже в полудреме вдыхала запах лаванды, исходивший от ее вымытых волос, думая о том, что он очень успокаивает.

Утром следующего дня Сергей встал еще затемно. Он пребывал в чудесном расположении духа и с первыми лучами солнца набросал на листе бумаги несколько новых идей по проектированию новой машины, способной плавить металл.