Теперь мы стали несказанно важны друг для друга, а значит, находились в огромной зависимости.

Правда, именно к такому я и стремилась. Или думала, что стремилась. А Антоний так воздействовал на меня, что если возникали сомнения, то рядом с ним они исчезали.

В Антиохию пришла зима, и это место, столь восхитительное летом, стало унылым и мрачным: то зарядят долгие ливни, то стоят промозглые туманы. Мне хотелось вернуться в Александрию, но Антонию необходимо было пребывать там, где он готовил к походу свою армию. Чтобы не расставаться с ним так быстро после свадьбы, я тоже осталась. Дни моего супруга заполняли обычные хлопоты военачальника, а вечерами чаще всего происходили пирушки, обычные для любого места, где расположилась на зимних квартирах армия.

Но были еще и ночи, которые мы проводили вместе: порой тихие, когда Антоний изучал донесения и карты, составляя планы будущих сражений, а я позволяла себе роскошь читать поэмы и философские трактаты; и другие – страстные, подогретые нашей долгой разлукой и вдохновленные тем, что мы полностью принадлежим друг другу.

Бывали, как водится, и ссоры. Первая случилась по получении письма от Октавии, написанного еще до того, как она узнала о нашем браке.

Антоний прочел послание вслух, и оно прозвучало с почти комическим занудством:

«И ты, несомненно, получил бы удовольствие, послушав Горация, который читал свои произведения на публичном собрании…»

– Да, какое горе, что я все пропустил! – потешался Антоний. – Интересно, чем мы в это время занимались. Помню я Горация, он вечно нагонял на меня скуку.

– Вот, значит, как? И зачем же Октавия все время приглашала его?

– Да ведь они оба зануды, друг другу под стать. Если хочешь знать, заниматься с ней любовью было все равно что… что…

– Не хочу я этого знать! И слушать об этом не желаю!

Как бы они там ни спали с Октавией, мне в то время приходилось спать одной. В чем, между прочим, радости мало.

– Все равно что ничего, – гнул свое Антоний.

– От «ничего» дети не рождаются, – раздраженно буркнула я. – А ты, между прочим, занимаясь «ничем», дважды стал отцом.

– Она была моей женой. Она имела право…

– Слышать не желаю о ее правах! А ты, значит, не забывал об обязанностях, потому что твой драгоценный Октавиан ночами торчал у тебя под окнами, проверяя, как обстоит дело с исполнением супружеского долга.

Антоний лишь рассмеялся, сочтя это забавным.

– По правде сказать, Октавиан был бы не прочь забрести и в спальню.

– Ах, как смешно!

– А разве нет? И с чего ты завела этот разговор?

– Ты первый начал! Стал читать ее письмо. – Я указала на свиток, который Антоний все еще держал в руке, не успев бросить в корзину для писем.

– Ну, больше не хочу! Я подумал, что, если не прочту его, ты неправильно это истолкуешь. – Он помахал письмом. – Да мне на него наплевать. Забудь! Почему это так тебя беспокоит?

– А почему так тебя беспокоит Цезарь?

Вид медальона повергал Антония в конвульсии, так что я волей-неволей перестала его носить, решив сохранить и со временем передать Цезариону.

– Потому что он… потому что он Цезарь! Кому охота идти по стопам Цезаря? Но Октавия… В ней нет ничего особенного. – Он стал потирать себе запястья. – Впрочем, ты права. И то и другое глупо. Всякий, кто отравляет настоящее прошлым, глупец.

Антоний встал со скамьи и подошел ко мне. На лице его появилось сосредоточенное выражение.

– Давай лучше наслаждаться сладостным даром богов.

Он погладил меня по волосам и привлек к себе.

– Не сейчас! – встревоженно промолвила я. – Разве не помнишь: ты назначил аудиенцию послам из Каппадокии?

Меня всегда поражала способность Антония возбуждаться в самое неподходящее время.

– Ничего не поделаешь. Пусть найдут себе развлечение, пока мы развлечемся по-своему, – заявил он, подхватив меня на руки и направляясь в спальню. – В Риме есть свадебный обычай: муж должен перенести жену через порог. Если я споткнусь, это дурной знак. Оппа!

Он ловко переступил порог и положил меня на постель.

– Препятствие позади, беда нас миновала. Я сделаю вид, будто ты моя пленница, – прохрипел Антоний, ища губами мои губы и обшаривая меня жадными руками. – Будто тебя захватили в твоем дворце, связали и доставили ко мне.

– Почему ты все превращаешь в игру? – прошептала я.

Теперь он возбудил и меня.

– А разве Дионис – не бог актеров? – спросил он.

Его губы перебегали к моей шее, ложбинке на горле. Антоний навалился на меня, вдавливая в матрас. Я и вправду почувствовала себя пленницей, только вот ни малейшего желания убежать у меня не было. Я обняла его, скользнула руками вниз по его плечам и спине. Прикосновение к его мускулистому телу изгнало из моей головы все остальное. Я содрогнулась от нахлынувшего желания.

– Господин, послы… – донесся из комнаты перед спальней неуверенный голос.

– Послы… пусть подождут… немного.

Я едва услышала его слова: он произнес их, почти не отрывая губ от моего тела.

Этот неожиданный приступ желания не оставил ему времени даже снять одежду. Так что ему не стоило большого труда подготовиться к встрече послов – разве что разгладить волосы, что он и сделал, устремляясь к двери. Я осталась лежать в ошеломлении, словно после урагана или иного удара стихии. Таков был в своем неистовом вожделении Антоний.

Я посмотрела на плывущие по небу облака и убедилась, что они продвинулись не так уж далеко. Антоний оказался прав: послам не пришлось ждать долго. Границы приличий он не преступил.

Словно надвигавшееся землетрясение, весть о предстоящей кампании Антония распространялась по всему Востоку, заставляя многих замереть в тревожном ожидании. Прошло почти двадцать лет со времени катастрофического поражения римлян при Каррах, и всем было известно, что римляне никогда не оставляют свой позор неотмщенным. Десять лет назад Цезарь намеревался покарать парфян, но он пал. Возмездие пришлось отложить, но в его неотвратимости никто не сомневался.

Толки о численности и мощи армии шли перед ней, как трубачи, раздувая и без того огромное множество слухов до неимоверного масштаба. Одни, ссылаясь на армянских купцов, говорили о половине миллиона солдат, другие из надежных источников на Черном море прознали про целый миллион. Особенности снаряжения держались в тайне, но ходили слухи, что наряду с боевыми машинами, измышлениями римских механиков, на сей раз в ход пустят и смертоносное искусство черных магов Египта. Вовсю готовились осадные башни с огнеупорным покрытием, баллисты, метавшие стрелы на милю и имевшие приспособления для ночного прицеливания, взрывающиеся заряды для катапульт и специальные наборы легких, не