видел, как постепенно угасает флуоресценция в глубине. Фантастические картины вставали перед его мысленным взором – словно адский огонь догорал в остывающей преисподней, словно туманности тонули в пустотах вселенной. Голова шла кругом, как у всякого, кто сверху вниз заглянул в бесконечность… Вскоре тьма стала непроницаемой, и Беллман понял, какое большое расстояние они преодолели.

Робкие позывы голода, жажды, усталости подавлял страх, что гнал его вперед. Оцепенение, сковывавшее Чиверса и Маспика, понемногу рассеялось, и они тоже ощутили прилив ужаса, бездонного, как ночь. Теперь они шли сами – бить, пинать и уговаривать их больше не требовалось.

Древняя, злобная, вгоняющая в ступор ночь нависала над ними. Она походила на густой и вонючий мех летучей мыши – осязаемая, она забивала легкие, притупляла чувства. Тишина стояла такая, будто уснули все почившие миры… Казалось, прошли годы, прежде чем из этой тишины возник и настиг беглецов знакомый двойной звук: что-то ползло по камням далеко внизу, в бездне; неведомая тварь с чавканьем вытаскивала ноги из трясины. Необъяснимый, возбуждающий в мозгу безумные идеи, этот звук привел землян в исступление.

– Господи, что это? – выдохнул Беллман.

Он вспомнил слепые, омерзительные, осязаемые видения первобытной ночи, которым не место в человеческих воспоминаниях. Его сны и кошмарное пробуждение в пещере – белый истукан – полуобглоданный троглодит внизу на утесе – мокрые пятна, ведущие к обрыву, – все вернулось, навалилось на полпути между субмарсианским морем и поверхностью Марса, как приступ тяжелого безумия.

Ответом на его вопрос был звук. И он как будто стал громче – поднимался из глубины по стене. Чиверс и Маспик, включив фонарики, вприпрыжку понеслись вперед; Беллман, утратив последние остатки самообладания, последовал их примеру.

Они бежали наперегонки с неведомым ужасом. Сквозь тяжелое биение сердец и мерный топот собственных ног они продолжали слышать зловещий необъяснимый звук. Им казалось, они оставили позади много лиг тьмы, но звук приближался, поднимаясь все выше, будто источник его взбирался по отвесной скале.

Теперь звук раздавался ужасающе близко – и немного впереди. Затем внезапно смолк. Мечущиеся лучи фонариков Чиверса и Маспика, бежавших голова к голове, выхватили из тьмы затаившуюся тварь, что перегородила все два ярда карниза.

Какими бы закоренелыми авантюристами они ни были, земляне заорали бы в голос или бросились вниз с обрыва, если бы вид этой твари не вызывал своего рода каталепсию. Ибо бледный истукан с алтаря, раздувшийся до гигантских размеров и отвратительно живой, восстал из бездны и теперь сидел перед ними!

Вне всяких сомнений, эта тварь и послужила моделью для отвратительного золотого идола. Огромный горбатый панцирь, отдаленно напоминающий доспехи глиптодонта, сиял мокрым белым золотом. Голова без глаз, настороженная, но сонная, вытягивалась вперед на непристойно изогнутой шее. Около дюжины коротких ножек со ступнями в виде перевернутых кубков косо торчали из-под нависающего панциря. Два хоботка в ярд длиной, с чашеобразными концами, зашевелились по углам жестокой пасти и медленно развернулись к землянам.

Эта тварь была древней, как умирающая планета; неизвестная форма первобытной жизни, испокон веков обитавшая в субмарсианских водах. Землян охватило пагубное оцепенение, подобное тому, которое они испытали перед золотым истуканом. Они стояли, освещая фонариками этот тошный ужас, и были не в силах ни пошевелиться, ни вскрикнуть, когда тварь встала на дыбы, обнажив ребристое брюхо и странный раздвоенный хвост, который скользил и металлически шуршал по камням. Взгляду явились ее многочисленные ступни – они были полыми и походили на кубки, из которых сочилась зловонная жижа. Несомненно, они служили присосками, позволявшими твари передвигаться по вертикальной стене.

Непостижимо юркая и уверенная в каждом движении, тварь, опираясь на хвост, короткими шажками на задних лапах двинулась на беззащитных землян. Хоботки изогнулись и с безошибочной точностью опустились на глаза Чиверса, который так и стоял, задрав голову. Хоботки замерли поверх его глазниц лишь на миг. Затем раздался мучительный вопль, и хоботки взмыли гибко и решительно, словно атакующая кобра.

Чиверс медленно раскачивался, кивая и извиваясь от приглушенной наркотиком боли. Маспик, стоявший рядом, вяло, как во сне, разглядывал его глазные орбиты, откуда исчезли глаза. Это было последнее, что он видел в жизни. Тварь отвернулась от Чиверса, и ужасные кубки, истекая кровью и зловонием, опустились на глазницы Маспика.

Беллману, стоявшему позади, казалось, что этот кошмар происходит во сне и он не в состоянии ни вмешаться, ни убежать. Он наблюдал за движением хоботков, слышал единственный вопль, который вырвался у Чиверса, затем крик Маспика. А потом, прямо через головы его товарищей, которые все еще сжимали ставшие бесполезными фонарики, хоботки метнулись к нему…

С залитыми кровью лицами, с сонной, но бдительной и неумолимой безглазой тенью, что следовала за ними по пятам, подгоняла, удерживала, когда они шатались на краю пропасти, трое землян начали свое второе сошествие по дороге, что спускалась в поглощенный тьмой Аверн.

«Хозяин бездны»: дополнительные материалы

[После абзаца, который начинается словами: «Пол между массивными и, вероятно, бесконечно вздымающимися во тьму колоннами…»]

Земляне смотрели на статую, и их странная, неестественная сонливость только усиливалась. Позади них беспокойно толпились марсиане, точно паломники, что стремятся подобраться поближе к своему идолу. Беллман почувствовал, как его схватили за руку. Он обернулся, и перед ним предстало поразительное и решительно нежданное видение. Существо было таким же грязным и белесым, как прочие пещерные обитатели, и на месте глаз у него зияли пустые глазницы, но оно напоминало человека или, по крайней мере, когда-то им было! Человек был бос, а из одежды на нем сохранились только несколько лохмотьев цвета хаки: остальное истлело от времени. Белая борода и волосы были перепачканы слизью и замараны чем-то невообразимым. Некогда он был высоким, как Беллман, но теперь сгорбился, став ростом с карликовых марсиан, и страшно исхудал. Бедняга дрожал, как в лихорадке, а на том, что некогда было человеческим лицом, застыло почти идиотическое выражение безнадежности и ужаса.

– Господи, вы кто?! – воскликнул Беллман, сразу проснувшись.

Поначалу мужчина что-то бормотал, словно забыл слова человеческой речи или разучился их произносить. Затем слабо прохрипел, постоянно запинаясь:

– Так вы земляне! Они сказали мне, что схватили вас… так же, как схватили меня… я был археологом… Меня звали Чалмерс… Джон Чалмерс. С тех пор прошли годы… не знаю, сколько лет. Я изучал древние руины в пустыне Чаур. Они схватили меня, эти твари из бездны… и с тех пор я здесь. Отсюда нет выхода. Хозяин бездны об этом позаботится.

– Но кто они такие? И что им от нас нужно? – спросил Беллман.

Казалось, Чалмер собирается