— Ваше величество, я должен выразить вам свои соболезнования…

Я пожимаю плечами.

— Не буду лицемерить, я не любил Дариолу. Но и не желал ее смерти.

Рыцарь срезается. В его представлении, я сейчас должен напоказ горевать, а он так же, напоказ, утешать меня. А вместо этого — холодное равнодушие. И рыцарь срывается.

— Во всяком случае, у вас остается хорошее наследство.

— Мой сын, — обрываю я. — Это главное, что Дариола сделала для меня — и я ее не забуду.

И не прощу, но об этом храмовнику знать не обязательно.

— Ваше величество, вы собираетесь жить в Раденоре?

— Риолон тоже не останется без внимания. А вырастет мой сын…

— Вот о вашем наследнике я и хотел поговорить. Я знаю, что при дворе не осталось служителя.

— При котором дворе?

— При обоих.

Может, и не осталось. Крысиный король их хорошо проредил.

— И что?

— Мы хотели бы, чтобы наследник воспитывался в свете истинной веры. Поэтому у нас есть несколько кандидатур на роль духовного наставника малыша…

— Не рано ли? Ребенку еще и месяца нет!

— Истинная вера и благочестие прививаются с малолетства.

А еще фанатизм, религиозность, тупость и упертость. И вообще — пусти вас к ребенку, так потом и не узнаешь.

— Я подумаю над этим вопросом.

Храмовнику приходится довольствоваться этим обещанием. Зато…

— Я слушал, ваше величество, что вы также намерены укреплять межгосударственные связи…

— Лидарн, говорите уж прямо, что вам нужно? А то я вас не пойму, а вы потом обидитесь, что я специально что‑то не так сделал.

Лидарн хмурится.

— Ваше величество, мы хотели бы также просить вернуть нам законную десятину на территории Раденора.

— О, кстати! Надо ее и на риолонской территории запретить!

— Ваше величество!

Я пожимаю плечами.

— Лидарн, а что вы хотите? Я не забираю у храмов их собственность. А ведь число храмовников резко уменьшилось. Неужели вам не хватает?

— Храм надо возрождать.

— А вы его не там строите. Вы его на земле крепите, а надо бы в людских сердцах.

Лидарн вскидывает брови.

Неожиданно? А ты сейчас еще не то услышишь.

— Вы вот деньги требуете, а почему вы мне другого не скажете? Скольким вы помогли да хоть бы за последние десять дней? Скольких утешили, обогрели, поддержали в беде? Назовите имена? Да я сейчас же гонцов отправлю и за каждого все компенсирую до монетки! Нет? Молчите, Лидарн. Лучше молчите, потому что проверить несложно. Вы не туда идете — и это понимаете. Легко набрать новых холопов, легко обучить их бормотать молитвы, но вот сделать так, чтобы люди искренне верили? Протянуть руку так, чтобы те поняли — Храм искренне о них заботится? Под силу ли вам это?

Лидарн смотрит на меня как‑то странно. Не ожидал?

— А то обряды вы выполняете, а сердца в них нет. Души нет. Из ваших ритуалов смысл улетучился. Сейчас вы можете построить настоящий Храм — так воспользуйтесь этим, а не набирайте массой! Сколь ярмарочный силач не велик, а воин его вмиг задавит, пусть и в три раза мельче будет.

— Странно это от вас слышать, государь.

— А что странного в том, что я о людях забочусь?

— Я подумаю над вашими словами, ваше величество. Обещаю.

— Подумайте. А потом уже приходите. Не как проситель — как человек, который видит свою истинную цель. Свое призвание.

С тем Лидарн и отбывает.

А через два дня возвращается Иннис.

* * *

Я дома у тетушки Меди. Могу выехать хоть завтра.

Целую.

И. А.

Ей — ей, я сам едва удерживаюсь, чтобы не поцеловать простенький белый лист.

Ни вензелей, ни духов, ни помады, которой так любят уснащать свои послания придворные красотки. Несколько коротеньких строчек, четкий почерк без вензелей… в этом вся Иннис. Я едва сдерживаюсь до вечера — и ночью удираю из дворца.

Влетаю в домик тетушки Меди — и в гостиной подхватываю на руки свою любимую.

— Инни! Вернулась!

Иннис крепко целует меня в ответ.

— Я соскучилась.

— Я тоже скучал. Ох, Инни, никуда бы тебя не отпустил! Ни за что!

— И не отпускай больше. Я… мне плохо без тебя.

Кто знает, до чего мы бы договорились, если бы не покашливание тетушки Меди. Я тут же отпускаю свою драгоценную добычу.

— Простите, тетушка.

— Так‑то… учти, мальчик, хоть вы друг друга и любите, а все ж до свадьбы…. сам понимаешь, не след бы…

— Тетушка, Алекс со мной никогда так не поступит.

М — да. Иннис точно сейчас не обо мне говорит. Я бы и с радостью — все равно ведь женюсь. Но если она хочет все по правилам — пусть так и будет.

— Я думаю, что мы поженимся в Раденоре. Иннис, ты не против?

— Родных у меня все равно нет… разве что Тиданн…

Последняя фраза уже прошептана только для моих ушей. Я усмехаюсь.

— Вызвать призрака несложно. Так что за внучку он порадуется, обещаю.

— Уже рад. Я ему все высказала, а этот гад сказал, что второй реббенок будет носить имя Андаго! Я фыркаю.

Ну, Тиданн! Ну, прохвост! Андаго, да еще и четвертьдемон, да в родстве с королем… потрясающее сочетание! Все для укррепления рода?

— А про себя он что сказал?

— Что останется здесь, пока не увидит нового графа Андаго.

— Наглец.

— Это у нас семейное.

— Отлично, Раденорам тоже не помешает немного здоровой наглости.

— Еще?!

— А что? Мы ведь такие белые, такие пушистые, нас каждый обидеть может.

— Угу…

— Я слышу в вашем голосе сомнение, о прекраснейшая из женщин? Я никогда не смог бы вас обмануть.

— Ох, Алекс…

Какая же у нее улыбка.

Я действительно не стану лгать Иннис. Но умолчать? Недоговорить?

Ту мою сторону, где живет тьма в оковах серого льда безразличия, она никогда не увидит. Я слишком боюсь ее потерять.

* * *

В Раденор мы выезжаем еще через пять дней. Успевает приехать Рене, отдохнуть и еще раз собраться Иннис, погонять Линтора я.

Рене отчитывается передо мной и отдает письмо канцлера.

В Раденоре все спокойно. Канцлер благодарит меня за сына и заверяет, что его жизнь и верность, ну, дальше все обычно. Можно не продолжать.