— Та-ак… — задумался Михаил. — Вечером сведения о нем были, что в морге находится. А он, оказывается, здесь проживает. Полная психушка. Сам пришел, или принес кто?

— Принес, — признался отец Андрей. — На себе тащил.

— Кандея? На себе? Ни себе хрена! — до глубины души потрясся Серуня.

— Его убить хотели, а он теперь для нас главный свидетель, — снова пришел на помощь Олег.

— Понятно, — сказал ничего не понявший Михаил. — Пошли глянем, поздоровкаемся. Если из морга сбежал, это еще не доказательство. В психушке один такой тоже покойничка изображал. Пока пару уколов не вкатили. Рванул в палату со скоростью, опасной для жизни.

— Я первый войду, — сказал отец Андрей. — Он мне, кажется, доверяет. А то еще испугается, разнервничается. Потом вы.

Получив молчаливое согласие, отец Андрей вошел в летник. Все смотрели на приоткрытую дверь, ждали. Появившийся через минуту священник был бледен и растерян.

— Что? — спросил Олег.

— Убежал? — предположил Тельминов.

— Разнервничался? — сам себе не веря, спросил Серуня.

— Кажется, его все-таки убили, — тихо сказал отец Андрей и перекрестился.

Один за другим все вошли в летник. Григорий Кандеев по-прежнему лежал на диване. Пуля из мелкашки попала ему в висок. Скудная струйка крови из раны застряла в щетине щеки.

— С мелкашки, — сразу определил Тельминов, склонившись над раной и стараясь не коснуться покойника.

— Хвастался: «меня атомной бомбой не достанешь», а его с мелкашки, — неожиданно для себя загрустил Серуня и попытался вытереть несуществующую слезу.

— Странно, почему выстрела не слышали? — размышляя, пробормотал Олег. — Хоть и с мелкашки, а должны были. Рядом же совсем.

Спохватившись, торопливо вышел наружу и стал внимательно оглядывать окружающее пространство, не спуская пальца с курка своего старенького ружья.

— Уверен, что он живой был, когда тащил? — спросил Михаил отца Андрея.

— Мы тут с ним еще о душе беседовали. Спрашивал — можно ли левой рукой креститься.

— Нельзя, что ли?

— Нельзя.

— О душе? Может, это не Кандей? — совсем запутался Серуня.

— Кандей, не Кандей — менты приедут, диагноз без вариантов поставят.

— Какой диагноз? — не понял отец Андрей.

— Что нам эта орясина спокойно спать мешала.

— Только не нам. Он на нас надеялся, что мы ему поможем.

— Помогли. Кто теперь нам помогать будет? Его сейчас, наверное, весь действующий состав районного отделения разыскивает. Найдут здесь, можем сухари сушить и сопли на кулак наматывать. А если отбрешемся, тогда Арсению срок намотают. Без вариантов. Есть какие-нибудь соображения-предложения?

Отец Андрей растерянно пожал плечами.

— Есть, — подал голос Серуня и, когда все с удивлением уставились на него, пояснил: — В морг его обратно доставить.

— В морг, говоришь? — заинтересовался Михаил. — А что? Где находился, там и объявился. Вопрос — как он в этом медицинском отделении окажется?

— Мы с Корнеем сколь разов отоваримся — и туда. О жизни поговорить, международное положение осмыслить. Покойники в основном отсутствуют. Да они нам и не мешали.

— Их что, не запирают?

— Зачем? Они не сбегут, а живым там делать нечего.

— А вы что, не живые, что ли?

— Мы — посередке. Здесь не нужны никому, и там до поры до времени не ждут. Зимой, конечно, не Ташкент, а летом очень даже ничего. Другой раз переночуешь, когда передвигаться сил не остается.

— Понятно. Излагай дальше. Как, на чем, когда? Времени у нас — три часа двадцать минут до начала рабочего дня. После чего могут нарисоваться.

— Кто?

— Дед Пихто. Тому, кто его прижмурил, самый выгодный вариант про место нахождения стукнуть. Придут, а мы в это время транспортные вопросы решаем. Сплошной тест о вождях пролетариата.

— О чем вы, Михаил Иванович? — не понял отец Андрей.

— Профессора вспомнил… Пока имеем задачку с тремя неизвестными: икс плюс игрек равняется икс.

— Насчет игрека — у Арсения Павловича тракторишка по непонятной надобности в гараже простаивает. С прицепом. А за икс я попробую. Кому в голову стукнет, что Серуня Кандея на новое место проживания доставляет?

— А трактор кто поведет? Ты, что ли?

— Запросто.

— Стоп! В этом пункте у меня полное к тебе недоверие.

— В стройбате три года бульдозерил. Вплоть до благодарности от командования части.

— Чего ж ты тогда пьяных ежиков стал пасти?

— Жизненные обстоятельства, Михаил Иванович. Рысь ногу покалечила…

Вспомнив, что собеседники проинформированы и насчет рыси, и насчет ноги, Серуня замялся было, но, быстро сообразив, что лучший способ завоевания доверия — говорить все как есть, махнул рукой:

— По правде говоря, причина в другом направлении. Не выдержал столкновения с этими гадами… Как их? С генами! А тракторишко этот по сравнению с бульдозером, как два пальца… У меня с ним… — Серуня покосился на Кандея, — неоднократные разногласия по разным поводам возникали. Но раз он такой важный свидетель, пусть лучше на месте находится.

— Ладно, доставишь ты его. А с разгрузкой как? Одному тебе не управиться. Да еще с твоей ногой. Его на место положить требуется. Чтобы никаких подозрений.

— Тут, конечно, тоже игрек — не управлюсь. Больно здоровый. Толкнул как-то — вроде легонечко — так я только в конце улицы сообразил остановиться.

— Мне после вчерашнего тоже лучше в общественных местах не светиться, — задумался Михаил.

— Моя вина, что доверившегося не уберег, — неожиданно вмешался в разговор отец Андрей. — Только предлагаю невинно убиенного не в морг, а сразу в храм. Будут интересоваться, объясню: пришел на службу, а он уже там находился. Заодно потребую у местного руководства выделить средства на достойное захоронение и полноценное расследование обстоятельств.

— Сами разберемся, — уверенно заявил Михаил. — Василий вернется, все рифмочки расставим, где требуется. У меня на этот счет очень красивое рационализаторское предложение…

— Как я понял, возражений не имеется? — на всякий случай поинтересовался отец Андрей.

Возражений не было. Серуня с Михаилом заторопились во двор приводить в порядок старенький, но все еще вполне работоспособный тракторишко.

Отец Андрей устало присел на ступеньку