Москвы по его указу прислали в Болхов мастеров, чтобы те обучали их передовому московскому опыту. Мастера и приехали, о чем свидетельствует документ, написанный фискалами Свенской ярмарки83 киевскому губернатору: «…Да в прошлом же 719 году присланы в Болхов из Москвы от господина Нелединского-Мелецкого кожевенные мастера, которым велено учить оных болховских посадских людей означенный товар делать с ворваньем салом, а с дегтем пусть отнюдь не делали…» Надобно сказать, что у болховских мастеров было свое, отличное от предписанного по царскому указу, мнение касательно того, как выделывать кожи, и потому «…оные болховские посадские люди… противностью своею не токмо чтоб по указам обучаться, но и оные мастеров уничтожили и делать не починали, а делают и поныне с дегтем, о чем оные мастеры подали к фискальным делам доношение». Вот и прорубай с ними окно в Европу. Вот и заказывай им сапоги для армии. Ты им хоть десять указов пошли, а они все одно будут кожу смазывать дегтем, а не рыбьим жиром.

Видимо, в выделке кож болховские мастера понимали все же больше царя, хоть и был он семи пядей во лбу, а потому еще через год по указу Петра в Болхов направили для обучения мастеров из Севской провинции84, хотя… кто его знает. Времена были такие и царь был такой, что могли и пороть до тех пор, пока мастера этот рыбий жир не только для смазывания кож стали бы употреблять, но и внутрь. Еще и детям давать по столовой ложке каждый день. Так или иначе: «…велено помянутых кожевенных мастеров из Севской провинции послать в Болхов того ради, что в Болхове кожевников с пятьдесят человек. И тем мастерам по прежнему указу, который послан в губернию, против своих контрактов кожевенное дело против заморского образа производить и российский народ обучать на тех же заводах, где болховские кожевники ныне сами про себя делают, и для лучшего и скорого способа будет что понадобиться к тем их заводам пристроить по их кожевенных мастеров указанью оным же болховским кожевникам к тем своим на свои деньги для того, что те заводы останутся у них же, кожевников, и на тех заводах делать им кожи и покупать из своих денег и продавать им те кожи от себя по вольною ценою…»

Кабы Петр Алексеевич ограничился только вмешательством в кожевенное дело… В 1716 году в Болхов, как и во многие другие российские города, кроме Санкт-Петербурга, пришла новая беда. Царь приказал «из всех губерний людей лучших и пожиточных, которые наперед сего бывали у городской ярмарки в головах, в бургомистрах» выслать в новую столицу. Мало ему было плотников, каменщиков, кузнецов и других мастеровых людей, которых сотнями и тысячами забирали в строящийся город. В Болхове приказано было ехать в Петербург не кому-нибудь, а Денису Мартыновичу Юрасовскому, которому к тому времени было уже семьдесят пять лет. Пришлось старику писать царю челобитную, в которой он просил «Ваше Державство для своего царского многолетняго здравия и спокойства от оной высылки меня раба твоего за многие Твои Государевы службы и за старость, и за увечье, и за скудность… освободить». Ну, насчет скудности самому крупному землевладельцу в окрестностях Болхова Юрасовскому было грех жаловаться, да и его заслуги на государственной службе в данном случае были как раз отягчающим обстоятельством, но от переезда он был освобожден.

Тут самое время сказать, что Болхов, перестав быть крепостью и полностью утеряв свое военное значение, не захирел, как многие другие городки в таком положении, не стал жить воспоминаниями о славном боевом прошлом, спиваться, зарастать сорной травой и паутиной. Безработные стрельцы, пушкари и городовые казаки не просиживали в кабаках целые дни, жалуясь на обстоятельства. Они стали кожевенных дел мастерами, кузнецами, шорниками, сапожниками, пирожниками и плотниками, выделывали кожи, шили обувь, разводили фруктовые сады и пахали землю. Более всего развивалось кожевенное производство. Дешевое сырье покупали в основном в Малороссии. Вода в Нугре очень хорошо умягчала выделываемые кожи, а в окрестностях города имелись необходимые для производства залежи известняка и растения, содержащие дубильные вещества, – кора ивы, лозы и дуба.

Академик Василий Федорович Зуев, проезжавший через Болхов в 1781 году, в своих «Путешественных записках» писал, что проживает в городе без малого пять тысяч четыреста душ, что церквей уже двадцать две, из которых четырнадцать каменных, да еще два монастыря, что в мужском монастыре имеется колокольня с часами, что деревянных домов в Болхове около тысячи восьмисот, а каменных купеческих особняков только шесть, что питейных домов шестнадцать, каменных лавок всего три и один соляной амбар. «Жителей, коих по невыгодности к торговле места наиболее причесть должно к хлебопашцам и ремесленникам… Главнейшие их промыслы суть кожевенные и юфтяные и всякая сыромятная работа, также славятся жители вязанием хороших шерстяных чулков, варег и тому подобного, в коих снимают даже в соседних городах подряды». Кстати, скажем и о фруктовых садах. Их в начале 1780-х годов в Болхове было более четырехсот. Впрочем, тут было разделение – те болховчане, что жили на юге города, в пойме реки Нугрь, выращивали овощи, а те, что на севере и северо-западе, на холмах – разводили сады. По данным Зуева, Болхов имел в длину три версты, а в ширину вдвое меньше.

Сто семь кожевенных заводов

И домов, и садов, и лавок, и питейных домов могло быть куда больше, кабы не страшный пожар летом 1748 года, в котором сгорело то, что осталось к тому времени от крепости: воеводский двор, девичий монастырь, двенадцать церквей и полторы тысячи обывательских домов. Тем же летом в Орловском уезде был схвачен и препровожден в болховскую уездную канцелярию подозрительный крестьянин Афанасий Коровяков, рассказавший на допросе удивительную историю о том, как он, беглый солдат, пробрался из Москвы, где служил, проселочными тайными дорогами в Польшу. Там, в местечке Ветка, познакомился он с такими же беглыми солдатами и крестьянами. Год Коровяков жил в Польше, а потом был вместе с товарищами завербован польскими властями в команду поджигателей. Дали им пороху, серы, кремней и, самое главное, по двести рублей каждому, что по тем временам было огромной суммой. И пошли они, как написано в протоколе допроса, «нищим образом» в Россию, где исхитрились сжечь город Глухов и несколько деревень Болховского уезда. В Болховском уезде, в селе Парамонове, жили поджигатели по паспорту, который им выписал земский писарь Егор Иванов за два рубля. У писаря они и жили. Афанасия Коровякова взяли за месяц до большого болховского пожара. Взяли и