class="p1">Интересно, подумала я, знает ли Хамида, кто такой Абдул Халик? У нас в провинции он был известен, но насколько далеко простиралась его «слава», дошла ли она до Кабула? Во всяком случае, свою власть он пытается расширить — поэтому Бадрия и оказалась в парламенте.

— Хамида-джан, — подала наконец голос Бадрия, — мы собираемся в кафетерий, выпьем по чашке чая. Тебе принести что-нибудь?

— Нет, спасибо. Пойду поищу Суфию. Надо узнать, с кем из женщин она успела поговорить. Думаю, заседание начнется минут через тридцать.

Вечером, когда мы вернулись в отель, я спросила Бадрию о Замаруд и обвинениях, которые она выдвинула в адрес правительства.

— Правда, что там столько коррумпированных людей?

— Не морочь себе голову! — отрезала Бадрия. — Это не твоего ума дело.

Я вдруг рассердилась. И подумала, что Хамида и Суфия наверняка не согласились бы с ней.

— Но это твое дело, Бадрия. Ты собираешься голосовать за предложенных кандидатов? Ты готова одобрить их?

— Конечно.

— Но почему?

— Почему? Потому что это те, кого я выбираю! Ты закончила заполнять анкеты? Меня уже три раза спрашивали, когда мы сдадим их в секретариат.

— Почти, — вздохнула я, недоумевая, как Бадрия раньше справлялась с этой работой. Документов было довольно много, и писать приходилось немало, а она и подпись-то свою едва могла нацарапать.

Я снова мысленно вернулась к сегодняшнему бурному заседанию. И отчаянно смелой Замаруд.

— У нее есть муж? — спросила я.

— У кого? У Замаруд? — Бадрия скроила презрительную физиономию. — Говорят, есть. Но я не могу представить, что это за мужчина. Мышь, а не мужчина, если позволяет жене вытворять такое.

— Она совсем не боялась их, — задумчиво произнесла я.

— А следовало бы. Она чаще остальных депутатов получает угрозы. Еще бы, так себя вести. Бесстыжая!

— А ты не получала угроз? Хамида говорит, большинству женщин угрожали. Родные умоляют ее уйти из парламента. Но она не собирается отступать.

— Хамида! — усмехнулась Бадрия. — Вот еще одна женщина, упрямая, как мул. Я не получаю угроз, потому что не сую нос туда, куда совать не надо. И делаю то, что положено делать. Я здесь не для того, чтобы позорить себя и мужа.

Я содрогнулась, представив, как Абдул Халик, будь у него такая власть, расправился бы с Замаруд.

— Бадрия, в этой анкете спрашивают, хотела бы ты присоединиться к группе парламентариев, посещающих парламенты других стран для знакомства с работой коллег. Тут написано, что они ездят в Европу. И всем парламентариям рекомендуется принимать участие в таких поездках.

Теперь, когда мы приехали в Кабул, у нас появилась возможность двигаться дальше, побывать в других странах, посмотреть города, названий которых мы даже не слышали.

— Почему бы нам не поехать в Европу, Бадрия?

Неожиданный вопрос привлек внимание Бадрии. Она даже подняла голову с подушки и с интересом посмотрела в мою сторону.

— Поехать в Европу? Правда? — Но едва только она произнесла это вслух, как тут же осознала, насколько глупо звучит само предположение, что мы можем куда-то поехать. Вот уж поистине безумная идея. — Забудь. И вообще я устала. Допишешь завтра. Давай ложиться спать.

Глава 44

РАХИМА

— Итак, сейчас мы голосуем за кандидата Ашрафуллу Фавзали. Пожалуйста, поднимите свои таблички.

Перед каждым парламентарием лежали две таблички: зеленая — голос «за», красная — голос «против». Это было первое голосование парламента, и Бадрия заметно волновалась.

— Ты собираешься голосовать за него? — наклонившись, шепнула я.

— Ш-ш-ш! — зашипела она на меня.

Сидящие в зале дружно подняли таблички. Бадрия потянулась к зеленой, однако, словно не до конца уверенная в своем выборе, лишь немного приподняла ее над столом. При этом она напряженно смотрела куда-то в зал. Я проследила за ее взглядом. Бадрия смотрела на человека, сидевшего несколькими рядами ниже нас. С нашего места мы видели его в профиль. Это был крупный мужчина, с окладистой бородой и грубыми чертами лица. Тюрбан, которым была обмотана его голова, напоминал толстую серую змею. Мужчина сжимал в руке зеленую табличку.

Я видела, как он повернул голову, убедился, что Бадрия смотрит на него, и едва заметно кивнул. Зеленая табличка Бадрии уверенно пошла вверх. Я была потрясена.

— Бадрия, что ты делаешь? Кто этот человек?

— Заткнись! Заполняй свои анкеты, или чем ты там занимаешься.

Я скрестила руки на груд и, откинулась на спинку стула и стала наблюдать. Дальше все шло по тому же сценарию: председатель объявлял очередную кандидатуру на пост в правительстве, Бадрия дожидалась, пока мужчина в сером тюрбане поднимет табличку, и только затем поднимала свою, того же цвета. Зеленая, зеленая, красная, зеленая, красная, красная. И каждый раз мужчина косился в нашу сторону. Видя, как послушно голосует Бадрия, он одобрительно и вместе с тем насмешливо кривил уголок рта.

Суфия и Хамида тоже то и дело посматривали в нашу сторону. Но с недоумением. Хамида что-то шепнула на ухо Суфие, та лишь пожала плечами.

Объявили следующую кандидатуру. Каюми. Я видела, как Хамида и Суфия покачивают головой, словно не веря, что его кандидатура вообще выставлена на голосование. По залу пронесся сдержанный ропот. Каюми — одна из самых одиозных фигур в Кабуле. Многие реагировали на это имя точно так же, как Хамида и Суфия.

— Пожалуйста, голосуем, — подбодрил председатель, — поднимите ваши таблички. Повыше, чтобы мы могли посчитать.

Мужчина в тюрбане поднял табличку — зеленую.

Я в упор глядела на Бадрию. Она, без сомнений, чувствовала мой взгляд, но старательно делала вид, что ничего не замечает. Хамида и Суфия подняли красные таблички. Женщины в их ряду и в двух соседних тоже. Были в зале и зеленые «островки» — там, где сидели парламентарии, как две капли воды похожие на моего мужа.

По мере того как зеленых табличек становилось все больше, шум в зале нарастал. Бадрия уставилась взглядом в пространство и взяла в руки табличку.

Зеленая.

— Бадрия! — не выдержала я. — Что ты делаешь? Ты же знаешь, что это за человек. Почему ты голосуешь за него?

— Рахима, пожалуйста, заткнись!

— Но Хамида же рассказывала, как он…

— Если ты сейчас же не закроешь рот, можешь убираться отсюда! — прошипела Бадрия. — Я справлюсь и без тебя. Уходи!

Я осеклась на полуслове. Мне некуда было идти. И я осталась сидеть рядом с Бадрией. Внутри у меня все кипело от гнева, хотя я и понимала, почему она так поступает, и знала, что, в общем-то, не имею права обвинять ее в трусости. Возможно, на месте Бадрии я поступила бы так же. Меня удивляло другое — оказывается, власть моего мужа простирается