За окном быстро темнело, настало время идти домой. Суфия обещала Бадрие, что доставит меня на машине, с выделенными ей как депутату охранником и водителем, прямо в отель. Перед уходом я поблагодарила миссис Франклин и крепко обняла ее. Она смеялась, обнимая меня в ответ. Голубые глаза американки светились радостью.

— Я хочу снова и снова приходить к вам учиться! Мне очень понравилось. Спасибо!

Ах, если бы наш день и закончился на этой сентиментальной ноте!

Когда мы уже стояли на пороге, снаружи, на улице, прогремел взрыв. Мы отскочили в дальний угол комнаты, подальше от окна.

— Где это? — спросила Хамида.

Мы все тревожно переглянулись.

— Судя по звуку, недалеко, — сказала Суфия, — но на ракету не похоже.

Мы были людьми войны. Мы, но не миссис Франклин. Она побелела как полотно и вся дрожала. Хамида обняла за плечи нашу учительницу, пытаясь успокоить ее. Суфия стиснула мою руку. Мы подождали. Взрывов больше не было. Суфия потянула меня за собой, и мы вышли на улицу. К нам бежали водитель и охранник Суфии.

— Что случилось? — спросила Суфия.

— Взрыв прямо возле здания парламента. Похоже на бомбу. Оставайтесь пока здесь. Мы разузнаем, в чем дело, и вернемся.

В этот момент мы заметили водителя Хамиды. Он торопливо шагал в нашу сторону, что-то сердито бормоча себе под нос.

Все мы разом устремились к нему.

— Что произошло?

— Взорвана машина. В двух кварталах отсюда. Похоже, они пытались убить Замаруд.

Все внутри у меня оборвалось. К горлу подступила тошнота.

— Замаруд! — воскликнула Хамида. — Ну еще бы, после того, что она высказала им всем прямо в лицо… Она жива?

— Не знаю. Одни говорят, что нет. Другие — что ее успели прикрыть охранники. Сам я не видел. Давайте садитесь в машину, нам лучше поскорее убраться отсюда, — хмуро добавил водитель.

Глава 45

РАХИМА

Когда Абдул Халик услышал о взрыве, он велел Маруфу и Хасану забрать нас и возвращаться в деревню. Покушение на Замаруд напугало меня. Бадрия была в ужасе. Мы не выходили из нашей комнаты в отеле, боясь, что и другие женщины-парламентарии могут стать мишенью. Все сведения поступали к нам от наших охранников и служащих отеля.

Сведения были самые противоречивые. Замаруд мертва. Замаруд жива, но потеряла ногу. Замаруд осталась невредима, но трое детей, оказавшихся в момент взрыва рядом с ее машиной, убиты. Это дело рук Талибана. Полевых командиров. Американцев.

Я не знала, чему верить. Бадрия верила каждой новой истории, пока на смену ей не приходила новая. Голова у меня шла кругом. Я подолгу молилась о Замаруд.

Когда наши охранники пришли и сообщили, что машина готова и мы можем ехать домой, я вздохнула с облегчением и обрадовалась, что скоро увижу сына. Я соскучилась по Джахангиру, мне хотелось поскорее обнять его. Открыв сумку, я убедилась, что ручка и несколько листов бумаги, которые дала мне миссис Франклин, на месте. Представив, с каким удовольствием Джахангир будет царапать на них свои каракули, я расплылась в улыбке.

Едва переступив порог дома, я прямиком направилась на половину Джамили. Услышав мой голос, Джахангир бросил рассыпанные по полу камушки, из которых он пытался сложить пирамидку, вскочил и заспешил мне навстречу, неловко переваливаясь на нетвердых пока еще ножках. Глаза мальчика сияли.

— Ма-фа, ма-фа… — Мое сердце растаяло. — Ма-фа.

Джахангир сразу же попытался вовлечь меня в игру с камушками. Я и сама все еще была недалека от того времени, когда игра в марблс казалась мне самым захватывающим занятием. Но Абдул Халик ждал к обеду каких-то важных гостей. Уже забили десяток кур, и мне велено было ощипать их.

— Прости меня, малыш, — я обняла сына, — позже обязательно поиграем, а сейчас мне надо заняться делами.

В глубине души я надеялась, что моя работа в Кабуле каким-то образом повлияет на отношение ко мне дома. Однако Гулалай-биби постаралась, чтобы мои надежды рассеялись как дым.

— Кабул остался там, где был, а ты снова здесь, — заявила она, как только увидела меня. — И помни, кто следит за порядком в этом доме. Тут тебе не заседания парламента. И голосований у нас тоже нет. Ид и умойся. У тебя неопрятный вид. Какой позор!

Я вздохнула и побрела выполнять указание, пока старуха не распалила саму себя гневными речами и не начала размахивать клюкой.

Кроме того, после возвращения из Кабула я старалась не попадаться на глаза Абдулу Халику. Помня, как он отреагировал на мою неосторожную просьбу разрешить мне взять с собой сына, я не имела ни малейшего желания встречаться с ним вновь. Да и общая атмосфера в доме, которая и так никогда не была жизнерадостной, сейчас стала особенно мрачной, в воздухе чувствовалась странная напряженность. Я не могла понять, в чем дело. И даже Джамиля, хотя и оставалась со мной, как и прежде, ласковой и приветливой, как будто что-то скрывала. На мои вопросы она отвечала шуткой и старалась побыстрее сменить тему. Что касается Шахназ, то к ней обращаться было и вовсе бесполезно: она реагировала либо откровенной грубостью, либо презрительным фырканьем.

Через старшего сына Джамили я передала тете Шаиме записку, в которой сообщила, что мы вернулась из Кабула. Мне не терпелось рассказать тете о поездке. Теперь настал мой черед делиться с ней историями. Прежде всего о Замаруд и о взрыве, а еще о Хамиде и Суфие и о том, как и чему учила меня миссис Франклин в Учебном центре для женщин. Но прошла неделя, затем еще одна, а тетя Шаима так и не появилась. Меня охватила тревога, я терялась в догадках, что могло приключиться с тетей.

За две недели, проведенные в Кабуле, я успела почувствовать почти забытый вкус свободы и, оказавшись вновь запертой в четырех стенах, особенно ярко ощутила разницу. Независимость, даже намек на нее заставлял все мое существо тосковать по столице. К тому же я так и не узнала, что случилось с Замаруд.

Мы с Бадрией ждали решения Абдула Халика — позволит ли он нам поехать в Кабул на очередную сессию парламента. Но Бадрие Абдул Халик пока ничего не говорил, а меня и подавно не посвящал в такие дела — во всем, что не касалось спальни, он обращался со мной скорее как с дочерью, чем с женой.

В конце концов Бадрия решилась подойти к Гулалай-биби и спросить, не знает ли она, случайно, о планах сына насчет нашей дальнейшей работы в парламенте.