– Само собой, Монсеньор. Вы…

– Я веду правых, вы – левых. Раймон, ты-то куда собрался?

– Скажешь, у меня нет навыков такой резни? – тоже освободившийся от плаща и шляпы Салиган умело разминал руку с палашом. – Ну нету, и что?

– Скажу, что ты еще нужен Залю и коту.

– Коту и Залю. Ладно уж, покараулю твои сумочки.

– Спасибо, что напомнил. Дювье!

– Монсеньор, я помню.

– Не всё. Вот эта сумка, если что, тоже на вас, отдадите Алве и только Алве. – Вот ведь! Не успел вспомнить конные атаки, а тут еще и рукопашная, да какая дикая. Эх, Торка-Торка… Всё, шпагу – из ножен, пистолет – в руку; вдох, медленный выдох. – Открыть ворота.

Это не будет правильной атакой под барабанный бой с дышащими в спину пехотинцами, это будет Леворукий знает чем, но так проще и… веселее. Два десятка быстрых шагов, и «в драку, как в море».

Появления новых участников веселья дерущиеся не замечали почти до последнего, потом раздался торжествующий рев ближайшего бергера и тут же – тревожные вопли двух его противников. Этих закололи, и завертелось: спина в черном – удар под лопатку, над головой взлетает тесак – идущий слева Мишель опережает, вонзая клинок «зайцу» под мышку, пинок навстречу – щуплый мушкетер отлетает на пару шагов, чтобы получить по голове бергерским палашом. «Как в море»? Верней было б назвать это болотом, уж больно гнилью несет, только болота не штормят!

Белые глаза, ощеренные пасти – сразу двое, но своевременный шаг в сторону, и «зайцы», сталкиваясь друг с другом, теряют темп, а с ним и жизнь: укол в грудь первому, тело оседает, открывая вторую мишень… Ага, о ней уже позаботились! Тем лучше, цель стала ближе еще на шаг. А это у нас тут кто? Надо же, целый теньент, только шляпу потерял… Юнец бросается в атаку с такой безоглядностью, что колоть страшно – пробьешь насквозь, и высвобождай потом клинок. Короткий отвод, а подлетевшему почти вплотную дураку – рукоятью пистолета по темени. Череп наверняка хрустнул, но в таком реве разве услышишь?

Мгновение, чтобы скосить глаза по сторонам: Мишель с Дювье целы, остальные тоже, идем дальше.

В трех шагах на землю заваливается, держась за бок, «бирюзовый», над головой занесен приклад мушкета, бросаться вперед глупо, и первый из трех пистолетов идет в дело. Разряженный – за пояс, в руку второй.

Пронзительный свист перекрывает шум схватки: Рединг добрался до цели первым. Еще десяток шагов и два тела… последнее, падая, открывает вид на озирающегося над кучей трупов адмирала. Жив, здоров, только рубаха уже полностью красная, без белых пятен, сразу видно: ее владелец старался, вон даже тесак сломал… или оставил в ком-то.

Дювье с Редингом – молодцы, ничего не забыли и не напутали, замыкают кольцо, оставляя Вальдеса без добычи.

– Ротгер!

Черный с голубыми промельками взгляд, шалый, веселый, тебе тоже становится весело. Разве можно не веселиться, когда по утреннему небу мчатся разноцветные облака, и ты бежишь за ними расцветающим лугом… Это в разгаре-то зимы?!

– Ротгер! Кальявэра, да приди же в себя, на тебя Бе-Ме смотрит! Что, и его забыл?

Бермессер? Где?! Ага, на Ротфогель он смотрит, с мачты… Наконец-то на своем месте, паскудник, корабль войдет в гавань на рассвете, облака будут розовыми, небо – зеленым, небо, и волны, и смех!..

– Монсеньор… Монсеньор!

– Что такое, Дювье?

– Простите, Монсеньор. Просто… вы стояли и смотрели. Не говорили.

– Долго?

– Да нет… Монсеньор, эти выдохлись вроде. Больше не лезут, а с теми, кто выше застрял, бергеры заканчивают.

– Хорошо!

Вальдес – не госпожа Арамона… Матушка Селины за собой не тянула, просто валялась на земле меж сараев, а Ротгер стоит и улыбается… Очень весело.

– Дювье, я улыбался?

– Пожалуй…

Что же это за радость тут такая? Кровь ее смоет или нет? Вытащить кинжал, резануть… Бой не кончен, руку трогать не стоит, кольнем-ка себя в грудь… Королеву Холода это как-то отогнало, а улыбочку?

– Ротгер, просыпайся, «зайцы» кончились.

– У них пушки… – Синие искры гаснут, улыбка тоже. – Гады разбили пару домов, служивших хорошими укрытиями, и едва тут не прорвались. Пришлось встречать. Не знаю, из-за чего так получилось, я их не трогал. Славно, что ты тут, вместе веселее!

– Веселиться будем после, давай со мной!

Адмирал сам очнулся или твоя кровь чего-то стóит и здесь? А может, она важна, но лишь для тебя; ты уже не бежишь в травах, и солнца больше нет. Леворукий, его в самом деле нет! Туче надоело топтаться на месте, и она двинулась на город. Если не раздумает, схватки стихнут сами собой не поздней, чем через четверть часа.

– Монсеньор, – Беата сделала реверанс, – я не готова вас принять, я еще не наняла служанку, у меня мало дров и… в спальне заклинило ставень. Лучше вам остановиться в «Четырех скворцах и раке», там и чисто, и удобно.

– Зачем мне раки? – удивился Эмиль Савиньяк, разглядывая напыжившуюся вдовушку. – Я не бергер. Дровами займется интендант, ставнем – плотник, а ты – тестом. Другие препоны есть?

– Вам будет холодно, – отрезала Беата и шмыгнула враз покрасневшим носиком.

– Да ну? – удивился Савиньяк.

– Я не могу сдать вам комнаты.

– Кто же тебе запрещает?

– Проэмперадор!

– О как! – расхохотался Эмиль. – Тогда где приказ? Письменный, с печатью, ему я подчинюсь.

– Монсеньор…

– Цыц! – шикнул маршал, обнимая упорно прячущую взгляд женщину. – Так где приказ, Беата? С печатью…

– Но…

Поцелуи Эмилю всегда удавались, сегодня тоже хорошо получилось: Беата сперва выкручивалась неубедительно, а потом и вовсе перестала.

– Он запретил мне ехать… в Акону, – тихонько ябедничала она, – я хотела… дом вот продала… А он…

– Запретил? – со смешком подсказал маршал, отстраняясь от Беаты. – И правильно сделал! Где бы я остановился в Тарме, если б ты устроилась в Аконе? Ну что, прислать дров и плотника или обойдемся?

– Обойдемся, монсеньор, – хозяюшка улыбнулась сквозь слезки. – Вы уж простите… Обидно мне было.

– Ты сама наглупила, – Эмиль поправил слегка сбившийся воротник. К старой знакомой договориться… пусть будет о постое, он заскочил на пару минут, после чего его ждал Райнштайнер. – Зачем было девочкам навязываться?

– Ну… Я думала…

– Зря!

– Но ведь Проэмперадор и эта… беленькая… Я все-таки честная вдова, болтали бы меньше. Нет, замуж он ее так и так пристроит, но это когда еще!

– Беата, – Эмиль тронул пальцем прелестный носик, – ты не думай, ты тесто ставь! Братец у меня не аскет и никогда им не станет, но эти две малышки ему для дела нужны. Ты бы, прежде чем к ним в подружки набиваться, меня б спросила.