– И как ты мне это объяснишь?

– Да что объяснять-то, Нейла? То, что люблю?!

Она замолчала.

– Ты не волнуйся, тебе нельзя, – продолжил я спокойным тоном. – Понимаешь, когда мы ушли от светлых, когда в меня стреляли…

– Так это из-за этого? Там так надо было, ты умирал.

– Ты помнишь?

– Думаешь, я была с мужиком в постели и не помню?

– А потом мы…

– И второй раз помню, тебя на ноги поднять надо было, иначе все к светлым попали бы.

Я посмотрел на нее:

– То есть я тебе безразличен?

Нейла не ожидала такого вопроса и на несколько ударов сердца замолчала.

– Ну-у, почему, я люблю тебя как друга, брата.

Я вспомнил слова Алехара.

– А как мужчину?

– Нет.

– Тогда не переживай, сестра, с Софьей отношения мы как-нибудь выясним. Сводничеством тоже не надо заниматься, не твое это, Нейла. А теперь пойдем, а то к вечеру начнут рассказывать, как у нас третий раз было.

Я повернулся и пошел. Нейла какое-то время смотрела мне вслед.

День казался пустым. Без работы очень скучно. Я, позавтракав через силу, пошел тренироваться в плетениях на чердак. Торка безумно обрадовался этому. «Надо смену ему поставить, – подумал я, – одичает совсем, да и внимание к вечеру уже не то, наверняка днем спит».

Утро следующего дня началось с тренировки, после которой пошли на распределение обязанностей к деду. Дед явно уже не знал, чем нас занять, и выдавал на день задания, которые можно было выполнить за половину дня. Когда все разошлись, я подошел к Савлентию:

– Дед, тебе не кажется, что мы как-то не в том направлении идем?

– То есть?

– Правы охотники: одаренные неплохо получают, здесь их почти нет, а у нас орава, только одни ведьмы чего стоят.

– И чего предлагаешь?

– Мы знаем, что зелья хранения нужны охотникам, надо трав набрать и наготовить. Может, и продадим. Девчонок те листы, что из книги запомнили, надо заставить переписать, может, Софья еще какие зелья, упомянутые там, сможет приготовить. Бумаги нет, но пусть на простыне пишут, уж перо-то магическое сделают. Лоя с Маликом из зуба амулет сотворили, охотники придут, дадим им на пробу, если все правильно, будем еще делать. Яля, вон, амулет памяти сделала, получше вашего с Маликом. Пусть и ваш переделает, а вдруг продадим? Думаю, можно и в поселок съездить, узнать, что еще из амулетов и зелий охотникам надо. Отец вон раньше лавку держал, точно знает, какие зелья и эликсиры хорошо идут. Да и с нашим забором что-то делать требуется, а то так крысы и нас в следующий раз утащат. Хотя бы сигнальные амулеты настрогать. Лоя может Сайла научить, не думаю, что сложно.

– А для себя что придумал?

– Пока искру не разовью и плетениям не научусь, буду на хозяйстве да сборе трав. А вообще надо узнать, кто что умеет. Я вот не поверю, что Эль за свои восемьдесят только беседки выращивать научился. Сайл крыс изгонял, правда, при помощи темного ритуала, но, мне кажется, у нас предрассудков нет, а вот мыши уже четверть мешка гречки сгрызли. Да и ты многому мог бы научить паренька, он ведь только начал в академии учиться, а искра у него такая, что только у тебя больше. А в итоге конюшню вон чистит.

– Может, ты и прав, подумаю.

Затем я нашел Храма:

– Храм.

– Чего? – Орк старательно отделывал учебную булаву.

– Мне кажется, надо уже стражу ставить, ночью ладно, сейши с хасанами чутко спят. А днем они то на сборе трав нас охраняют, то табун пасут. Гоблин ведь весь день сидит, да и сомневаюсь, что всегда смотрит. Не под силу это одному разумному.

– Завтра сделаем, сегодня дед разогнал всех.

По двору пронесся Пушистик со здоровой кувалдой в зубах.

– Стой, хвост оторву. – За ним бежал Кейн.

Днем котенку, хотя какой он котенок, молодому коту до ужаса нравилось донимать Кейна. Зато вечером можно было наблюдать картину, когда здоровая голова Пушистика лежала на коленях бывшего раба, а он специально сделанным гребнем вычесывал ему шерсть.

Пушистик спрятался у Кассы, но Кейн смело подбежал к ним, забрал кувалду и щелкнул прижавшего уши кота ладонью по краешку уха. Касса даже глазом не повела в их сторону, видимо, это у них не в первый раз.

Вспомнив, что меня ждет отец с хасанами для похода за глиной – начали ремонтировать печи в комнатах, я побежал к конюшне. Отец сурово посмотрел на меня, он уже запряг лошадь в телегу.

– Где носишься?

– Да так.

Закрыв за собой ворота, поехали к реке. Ехать было далеко, вернуться рассчитывали только к вечеру.

– Отец, слушай, – начал я издалека разговор, пока мимо нас проплывали ели, – ты знаешь родителей Нейлы?

– Видел раз.

– Как думаешь, живы?

– Даже не надейся, никуда не поедешь.

– Да я не об этом, узнать бы, что с ними.

– Ну, это можно. Деньги будут, в поселке в гномий банк зайдем, они за деньги найдут.

– Что, и письмо передадут?

– Могут, только мы не станем передавать.

– Почему?

– Ну представь, придут светлые, просмотрят их ментально, узнают, что письмо было. Даже если в письме ничего внятного не написать, они найдут, откуда пришло, и начнет веревочка в нашу сторону виться. Да и родителей могут в связи с темными обвинить. А так они ничего не знают, перед светлыми чисты.

– Понятно.

– Остальные не волнуются за родителей?

– Аллойя, Малик, Софья – сироты. Сайла продали в академию, он не хочет даже вспоминать родных.

– А Яля?

– Вот ее судьбу не знаю.

– Ну ничего себе, приедем – расспроси.

– Хорошо.

Вернулись мы в начале четвертой четверти дня. На крыльце спорили дед с Храмом, спор был ожесточенным.

– О чем спорим? – спросил отец у Кейна.

– Нас делят. Одному надо стражу расставить, второй заданий всем напридумывал важных, а разумных не хватает. О, Норман, – увидел меня Кейн. – Я бы на твоем месте к ним сейчас не подходил, с твоей подачи делят?

Я кивнул.

– Тогда прячься, пока не остынут.

Я пошел искать Ялю и Нейлу.

Первой нашлась Нейла, она, свесив ноги с лестницы, наблюдала за спором. Пересказал ей наш с отцом разговор, чем привел ее в восторг, она даже хотела чмокнуть меня в нос по привычке, но в последний момент одумалась. Поинтересовавшись, где Яля, направился в подсобное помещение, они с Маликом работали на переборке трав. Застал я их совсем не за переборкой. Сидя на мешках крупы в кладовой, они мило, по-детски, целовались. Я кашлянул. Оба вздрогнули и уставились на меня выпученными глазами.