Серена собралась с духом и подняла луч фонарика. Первым делом она увидела туфли. Под слоем пыли слабо блестел черный лак. Затем луч скользнул по подолу грязного, рваного платья, которое когда-то было чистым и белым. Ступни и ноги того, на ком оно было надето, были раздвинуты, а руки свисали по бокам, как у сломанной куклы. Кожа серая, с характерными зеленовато-коричневыми пятнами распада.

Серена зажала рот рукой, чтобы не закричать. Глаза ее наполнились слезами, и она начала всхлипывать.

Когда фонарик наконец осветил туловище и голову трупа за ручьем, Серена убедилась, что это маленькая девочка. Она узнала ее по длинным волосам, ниспадавшим на плечи. Когда-то они были светлыми, теперь же — вьющимися и грязными.

По заколке на макушке было понятно, что кто-то ее причесал.

Голова неестественно клонилась влево. Челюсть отвисла, глазницы опустели. Выступающие кости на ввалившихся щеках покрылись мхом.

Руки Леи были сложены на коленях, в пальцах она все еще держала остатки букета из уже высохших цветов.

По этой детали стало ясно, что кто-то доставил ее сюда и бережно усадил. Последний акт милосердия со стороны того, кто ее любил.

Хасли

1

Они приезжают посреди ночи.

Она просыпается от их сирен. Пронзительный вой

и синие вспышки, которые проникают через световое окно и прыгают по потолку прямо над ее кроватью.

Она слышит, как тормозят машины, хлопают дверцы и переговариваются люди. Она не может разобрать, что они говорят друг другу, но, судя по их тону, они очень рассержены. Тем временем на улице на них лает бордер-колли.

Потом кто-то громко стучит в дверь.

Тут она встает с постели, чтобы укрыться в спальне матери. Босиком бежит по коридору, но, войдя в спальню, понимает, что там никого нет.

Растерянная и напуганная, она возвращается назад, но замирает на верху лестницы на первый этаж. Оттуда она видит маму: та открывает дверь этим незнакомцам.

Мать встречает их, не показывая страха.

Она сразу поднимает руки, сдаваясь мужчинам в форме. Те все равно бросаются на нее, валят на пол и надевают на нее наручники.

Девочка кричит. Потом, желая их остановить, быстро спускается по деревянным ступенькам.

Но мать оборачивается на нее с пола и пригвождает ее взглядом.

— Не бегай по лестнице! — как всегда, ругает она ее.

Девочка останавливается на полпути и плачет. Отсюда она вынуждена смотреть, как эти мужчины уводят единственного человека в мире, которого она любит.

Затем к ней поднимается женщина-полицейская — хочет убедиться, что с ней все хорошо.

«Нет, все плохо», — хочет сказать девочка. Но она слишком потрясена и не может говорить. Она не понимает, что происходит, а главное — ей не верится, что это происходит именно с ней.

2

Серене сказали, что она пока не может ее увидеть. Что еще слишком рано, что это неуместно.

Ее заверили, что сейчас девочка получает необходимую психологическую поддержку и скоро кто-нибудь расскажет ей правду.

Серена вздохнула с облегчением: хорошо, что не придется рассказывать самой. Она боялась, что девочка ей не поверит.

Она сознавала, что никто еще не назвал девочку ее дочерью. Полицейские именовали ее «заложницей». Никто еще не произносил имя «Аврора», которое казалось почти проклятым.

После падения в грот Серену на всякий случай госпитализировали. В вионской больнице ее подключили к аппарату, отслеживающему состояние плода. Врачи не исключали, что из-за стресса, который она пережила в последние несколько часов, придется искусственно стимулировать роды раньше срока.

Ламберти приехал из Милана, нарушив их договоренность. Но Серена была счастлива, что он рядом. Профессор взял ситуацию под контроль, проявив неожиданное хладнокровие. Серена с радостью уступила ему инициативу. Это чувство освобождения, когда можешь на кого-то положиться, было ей внове: она всегда все решала сама. И теперь ей и правда полегчало.

Доктор Новак поддерживала ее — они созванивались то и дело. Однако, вопреки просьбе Серены, психолог рассказала все глюкам. Это было неизбежно: сюжет попал во все выпуски новостей. Куча съемочных групп съехалась в Вион, чтобы вести репортажи с места событий.

Серена спросила, как эту историю восприняли ее товарищи по терапии, но психолог ответила уклончиво. Сообщила, что Рик хотел съездить проведать Серену, «хоть бы и босиком», а Вероника расчувствовалась до слез и по такому случаю решила не омрачать очередной детский день рождения рассказами о смертельно опасных воздушных шариках. Макс просто изумился. А вот Бенедетта не сказала ни слова. Серена полагала, что та злится. Аврора практически восстала из мертвых, а такое в мире родителей, потерявших ребенка, случается нечасто. Прямо скажем, почти никогда. Бенедетта исключала Серену из группы, своим молчанием как бы давая понять, что та больше не имеет права быть глюком.

Часы, последовавшие за арестом Бьянки Стерли и спасением Серены из грота, выдались беспокойными. Назавтра около шести вечера в больницу явился командир Гассер.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он Серену, обменявшись энергичным рукопожатием с профессором Ламберти.

— Неплохо, — признала она. — Хочется спать, но пока не получается.

— Простите, что заехал только сейчас, — извинился Гассер, подходя к ее койке. — Но у меня не так уж много людей, и они уже работают сверхурочно, чтобы управиться с ситуацией.

Серена догадывалась, что, если учесть возникшую шумиху, Гассеру приходится нелегко. В том числе и потому, что местная полиция оказалась в эпицентре бури: несмотря на множество улик и то, что заложница была у всех на виду, за семь лет никто не заметил, что здесь средь бела дня творится преступление.

— Зря я вас не послушал, — признал командир, теребя в руках фуражку.

— Я попала в этот грот по чистой случайности, — утешила она его.

— Упорство матери в тысячу раз превосходит упорство полицейского.

Приятно, когда тебя называют хорошей матерью, — Серена к этому не привыкла. Ее всегда угнетало убеждение, что Аврору не постигла бы такая участь, будь она дочерью кого-то другого, поскольку она, Серена, не справилась.

— Командир Гассер хочет тебе кое-что сказать, — вмешался Ламберти, словно желая ее подготовить. Профессор явно знал, о чем пойдет речь, полицейский его уже предупредил — вероятно, по телефону.

— В чем дело? — встревожилась Серена. К чему все эти экивоки?

— Бьянка Стерли отказывается с нами разговаривать, — сообщил полицейский.

— Разве она не вправе хранить молчание? — возразила Серена. — И вы вроде бы не особо нуждаетесь в ее версии: все довольно очевидно и так.

— Это верно, — подтвердил командир.