где-то на хате у Шубы, пытаясь соскрести с себя пот старого козла, который просто подтирал тобой свои больные нужды. — Терпение, блядь, не моя добродетель. А еще этой ванильной девочке каким-то образом удается ударить именно в больное, в мое «трепетное и нежное», которое я зацементировал, залил свинцом и похоронил под двумя метрами земли. Прожженные жизнью уроды не могли достать, а эта в один щелчок справилась.

И Аня снова меня удивляет, потому что спокойно и без намека на истерику говорит:

— Тебе не идет корчить из себя мудака, Грей. Хочешь благодарность за свои старания?

Успевает рывком оказаться рядом, обнимает меня за шею, прижимаясь всем телом так крепко, что я на секунду чувствую себя в лапах лозы-убийцы. Еще недавно мечтал о том, чтобы обняла и первой полезла целоваться, а сейчас хочется разжать ее руки и свалить подальше от этой нарочитой «благодарности».

— Хочешь, пойдем в туалет потрахаемся? Прямо сейчас, Грей. — Взгляд у нее ядовитый — пиздец просто. Даже не подозревал, что в этом ванильном создании может быть столько токсичности. Вот, блядь, лучшее доказательство того, что я очень херово влияю на людей. — Всю жизнь мечтала потерять девственность в «Маке».

Глава тридцать четвертая: Аня

Я всегда была хорошей дочерью.

Ну, мне хотелось так думать, и родители (особенно папа, еще когда был жив) очень мной гордились. Я выигрывала школьные олимпиады, получала самые высшие баллы, была лучше в танцевальной школе и кружке лепки из глины. Потом поступила в Беркли и вылезла на ту вершину, куда до меня иностранцам не удавалось добраться уже добрых лет двадцать.

У меня никогда не было повода чувствовать себя недостойной чего либо, потому что еще когда я была маленькой, папа однажды сказал: «Соглашайся только на то, чего ты действительно достойна или люди начнут предлагать тебе то, на что ты согласна»

Но этот разговор с Греем — не решаемая задача, где любой следующий ход обязательно ухудшит ситуацию. Вот что бывает, если не умеешь вовремя закрыть рот. А у меня с этим всегда были проблемы.

Прошло уже коло минуты с тех пор, как я буквально выплюнула ему в лицо предложение заняться сексом, но он не проронил ни звука. Но его взгляд сделался таким черным, что словно на этот раз я точно растормошила его самую недобрую сущность.

— Ань, к чему эта комедия, а? — Грей усмехается, но в этой эмоции нет абсолютно ничего живого. — Ты же не такая. В хорошем смысле, а не «нетакуська». Ты думаешь, что трахаться люди должны только когда есть взаимная симпатия. И что минет в туалете клуба через час после знакомства — это полный пиздец.

Я беру паузу, чтобы переварить его очередное слишком резкое переключение от «милого Грея» обратно в образ Короля. Я видела его таким только один раз — в ту ночь, в доме моего отчима. Тогда Грей буквально изрешетил его словами, а я мысленно радовалась, что вся эта ядовитая экспрессия адресована не мне.

— У тебя же всегда так, разве нет? Пришел, увидел, заплатил.

Он недобро прищуривается.

— У тебя глаза злые. Тебе идет, Ань. Продолжай в том же духе и, возможно, я решу воспользоваться твоим предложением. Раз уж так устроен мой мир

— Ведешь себя как маленький обиженный мальчик, — спокойно отвечаю я.

— Сказала трепетная лань, — он не упускает случая вставить свои «пять копеек».

Минуту назад я бы от стыда сгорела из-за этих слов.

А сейчас почти все равно.

— Но, знаешь, это ведь все равно ничего не изменит, — продолжаю вырывать из себя давно перезревшую правду. — Ты живешь ровно так, как решил ты сам. И люди вокруг тебя те, которых ты сам выбрал. Никто не виноват в том, что женщины смотрят на тебя как на спонсора или как на средство решить свои материальные проблемы — ты сам так решил.

— Потому что не захотел быть нищим? — скалится Влад, и его голос становится неприятно рокочущим. — Типа, чтобы быть хорошим парнем, надо получать двадцать тысяч в месяц, точить гайки на заводе и радоваться, что теперь-то девушка точно выберет меня за мой богатый внутренний мир, потому что кроме этого она так и так ни хуя не сможет с меня поиметь?

— Не все женщины продаются, Грей.

— Ты себя-то слышишь? — Он запрокидывает голову и громко смеется. — Я бы и тебя купил, если бы хотел. Но корчу из себя принца только потому, что меня это забавляет и прикалывает.

Я даже пикнуть не успеваю, когда Грей резко хватает меня за руку и буквально с ноги снова заваливается в «Мак». Вырвать у него руку вообще не реально, разве что сломав кости с «мясом». А Грей, выразительно откашливается, громко, чтобы слышали все, говорит:

— Девушке, которая согласиться провести со мной ночь, отдам ключи от своего «копытного»! — Трясет в воздухе брелком от «Гелика». — Моя подруга, — кивает в мою сторону, — считает, что мужчину красят не бабки, а его, блядь, душа и вся вот эта поебень! А я думаю, что все тёлки — продажные сучки. Но не пофиг ли? Я готов купить любую. Ну? Кто первая напишет — ту я веду в рестик, потом ебу ее всю ночь, а утром она получает мою тачку. Адекватная цена за «любовь» на… примерно пятнадцать часов?

Хватка на моем запястье становится мягче, я выдергиваю руку и даже успеваю сделать пару спасительных шагов в сторону выхода, чтобы уйти из этого ставшего очень душным места. Но не успеваю дойти до двери, потому что Влад перехватывает меня за локоть и разворачивает к себе. Мои ноги по инерции закручиваются, и я чуть не падаю прямо ему на грудь. На минуту теряю зрение, потому что перед глазами все плывёт, а когда, наконец, удается «навести резкость», Влад сует мне свой телефон, включенным экраном вперед.

Там входящие по AirDrop — целых четыре.

Фотографии девушек.

— Тридцать две секунды, моя ты наивная ванильная фея, — фыркает и тянет меня в машину, усаживая на сиденье как куклу, потому что я, без преувеличения, в ступоре. — И не предлагай мне больше потрахаться — вообще на хуй не интересно.

Пока едем домой (я иногда поглядываю в окно и узнаю уже ставший знакомым маршрут) Влад демонстративно выкручивает громкость музыки почти до максимума. Я тоже демонстративно «тону» в телефоне.

Четыре девушки за тридцать две секунды.

Чувствую себя круглой идиоткой, потому что все мои попытки донести до него, что он хороший парень, который достоин любви