Шубинский не заводится, только пожимает плечами и бормочет что-то насчет того, что у меня «отцовский характер». Они были знакомы? Я снова пытаюсь вспомнить, видела ли его в нашем доме раньше, но на ум ничего не приходит. Хотя где-то смутно царапает странная мысль, что его голос кажется мне знакомым. Я подумала об этом еще в нашу первую «встречу», но тогда я была слишком напугана, чтобы нормально соображать.

— Анна, не в моих привычках торопить женщину, тем более — такую очаровательную, — рот Шубинского снова растягивается в улыбке маньяка, — но если вам не безразлична судьба Владислава — вы прикажете этим двум молодым людям отойти в сторонку и мы с вами обменяемся мнениями, как цивилизованные люди. Но если вы в этом не заинтересованы — просто скажите об этом и я тут же исчезну.

Звучит почти как цивилизованный разговор.

Одна проблема — его хриплый тон буквально сочится неприкрытой угрозой. Это чувствую не только я, потому что оба охранника как по команде подвигаются плечо к плечу, закрывая меня как настоящий «живой щит».

Я хочу сбежать.

Меня тяжело назвать смелым человеком, но трусихой, которую можно довести до обморока одними пустыми угрозами, тоже никогда не была. Да я полгода работала официанткой у «Рыжего Пэдди» — в пабе, где обезбашенные ирландские парни заводились с пол-оборота и запросто разбивали об головы друг друга бутылки и мебель.

Но Шубинский пугает меня до чертиков. Внутренний голос нашептывает, что можно просто послать его к черту — не станет же он, в самом деле, устраивать потасовку на школьном дворе? Полиция приедет сюда быстрее, чем кто-то из малышни выкрикнет «параллелепипед».

Но… Влад.

Шубинский сказал, что может устроить ему проблемы с законом, еси я откажусь разговаривать. Он запросто может блефовать. А если нет?

— Я полагаю, ваше молчание можно понимать как отказ, Анна. — Мерзкий старикашка дергает своими костлявыми плечами, изображая что-то типа сожаления. — Ну, в таком случае…

— Я слушаю, — перебиваю его попытку уйти, прекрасно отдавая себе отчет, что только что поддалась на безобразную манипуляцию.

— Отзовите своих собак, Анна. Я все еще абсолютно не заинтересован в том, чтобы каким-либо образом причинять вам вред.

И в доказательство своих якобы_чистых намерений, первым отпускает своего охранника. Хотя тот не исчезает совсем — просто отходит к машине, продолжая пристально следить за происходящим. Немного подумав, киваю своим телохранителям, и те, после небольшой заминки, делают тоже самое — отходят к машине.

— Я не отдам вам землю, Шубинский, — говорю первой. — Вряд ли моему отцу понравилось бы, что его активами распоряжается такой человек, как вы.

— Ваше «человек» сейчас прозвучало как очень обидное слово, Аня, — прищелкивает языком Шубинский. Даже этот нехитрый звук в его исполнении звучит максимально омерзительно.

— Спасибо, я старалась. — Не вижу смысла перед ним лебезить. — Учитывая обстоятельства нашего с вами знакомства.

— Конечно, Анна, меня они тоже крайне печалят. Но сделанного уже не поправить, да? — Он откашливается и, резко перестав кривляться, говорит: — Проблема в том, что мне не нужна ваша земля. Если Грей хочет ее себе — пусть забирает.

Его признание вводит меня в ступор.

В смысле — «не нужна земля»? Разве не из-за весь конфликт?

— Не удивляйтесь, — Шубинский как будто читает мои мысли. — Я деловой человек и не всегда был на вершине. Бывали времена, когда уступали мне, потому что я был молодой и резвый, а вот теперь приходится и мне иногда отходить в сторону. Так что Александр может быть спокоен, в каком бы месте сейчас не находилась его душа — земля, как он и хотел, будет полностью в ваших руках, и только вам решать, как поступить с собственным наследством. По-моему, я весьма щедр.

— Звучит как пролог к какой-то грязной истории, — не могу не съязвить в ответ. — И, кстати, вы опоздали — мы уже подписали сделку.

Я не знаю, правильная ли идея врать об этом, но Грей сам говорил, что договор будет готов с дня на день, значит, наш обмен подписями будет просто формальностью. И, может, если Шубинский будет думать, что все равно уже проиграл — он отвяжется от нас обоих?

Хотя, почему тогда он так спокойно сам же заявил, что земля его не интересует? А что, блин, тогда его интересует?

— Мне нужны вы, Анна, — озвучивает свое условие за секунду до того, как подобная же мысль приходит и в мою голову. — В качестве моей обожаемой супруги. Никаких непотребных, а, тем более, унизительных условий, я даже предлагать вам не смею. Только законный брак, брачный договор и все гарантии, какие вы только пожелаете. С моей стороны будет только одно условие.

— Это смешно. — Даже дослушивать его не хочу. — Мой ответ — «нет».

— Не знаю, в курсе ли вы, но Владислав женат и если вдруг вы тешили себя иллюзиями, то…

— Я в курсе.

На мгновение на лице Шубинского все-таки мелькает раздражение. Очевидно, он приберег эту умопомрачительную новость как раз для такого случая, и не рассчитывал, что в итоге она будет просто «в молоко».

— Значит, вы в курсе… — Он вздыхает и вдруг заменяет свой сальный взгляд на трагический. — Ну раз у вас такие доверительные отношения, то, полагаю, Владислав уже посвятил вас в некоторые детали своего… весьма… как бы это помягче выразиться… весьма «впечатляющего» прошлого.

— Да, — вру. Но дважды этот трюк не прокатывает. Голос и в половину не звучит так же уверенно, как когда я придумала про передачу земли.

— Аня, Аня… — Шубинский снова цокает языком. — Вранье вам не к лицу. Владислав очень плохо на вас влияет — вот, уже нахватались от него дурных привычек.

— Говорит человек, на глазах которого избивали беззащитную женщину, — намекаю на обстоятельства нашего «знакомства».

— Поверьте, не было ни дня, чтобы я глубоко не сожалел о том ужасном недоразумении.

— Ни на секунду в этом не сомневаюсь. — Я еще никогда не получала такого удовольствия от иронии.

— Неужели вам и правда так хочется замазать свою жизнь нелицеприятным общением с… убийцей? — Шубинский как нарочно произносит это на полтона тише, чтобы я напрягала весь слух.

С убийцей?

Я не успеваю повторить эту мысль, потому что лицо Шубы бледнеет одновременно с тем, как я кожей, даже через одежду чувствую знакомое безопасное присутствие.

— Шуба, гандонище старый, тебя, блядь, склероз разбил или за каким хуем ты снова пугаешь мою девочку?

Грей кладет ладонь мне на плечо и заводит себе за спину.

Как будто прячет.

И мне ужасно хочется прижаться к нему сзади, потому что там будет еще