class="p1">И пока братья-деспоты наблюдали за церемониями этого учиненного ими брака, безутешная Аманда, наряженная против своей воли в великолепные платья и украшенная золотом и жемчугами, которые говорили всем о новоявленной невесте, сидела на кровати, покрытой вышитыми золотом простынями. И она была подобна цветку, но погружена в печаль и уныние, и печать безмолвия лежала на губах ее, она была бледна, как лилия, и неподвижна, как идол. И она напоминала молодую покойницу среди живых людей, и сердце ее билось, как у петуха, которого режут, и душа ее была облачена в траур, а в грудь словно вбивали гвозди, и ее воспаленный разум рисовал ей глиняного истукана, которому предстояло стать ее супругом. И ей казалось, что она на вершине горы страданий.

Однако принц Жасмин, приглашенный вместе с другими слугами на свадьбу госпожи своей, встретился с ней взглядом, тем самым подарив надежду, которая освободила ее от тяжелых оков душевной боли. (Всем известно, что влюбленные могут одним взглядом сказать о двадцати вещах, о которых никто не имеет ни малейшего представления.)

И когда настала ночь и принцессу Аманду отвели в брачную комнату и оставили там как новоявленную невесту, судьба повернула к возлюбленным счастливое лицо свое и оживила их сердца ароматами надежды. И прекрасная Аманда, воспользовавшись моментом, когда ее оставили одну в брачной комнате, куда собирался войти кузен ее, вышла в своих раззолоченных одеяниях и помчалась к своему благословенному Жасмину. И прекрасные влюбленные взялись за руки и, вдруг став легче утреннего ветерка, исчезли, испарились, как камфора.

И с тех пор никому не удавалось напасть на их следы, никто не слышал ни о них, ни о месте, где они укрылись. Ибо на земле лишь немногие из сынов человеческих достойны идти по пути, ведущему к счастью, и приближаться к дому, где оно сокрыто.

Во веки веков слава и бесконечные хвалы Создателю, Владыке разума, радости и счастья! Аминь.

И прекрасные влюбленные взялись за руки и, вдруг став легче утреннего ветерка, исчезли, испарились, как камфора.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

И Шахерезада, закончив эту историю, добавила:

— И такова, о счастливый царь, прелестная история принца Жасмина и принцессы Аманды. И я рассказала ее так, как было поведано мне. Но Аллах знает все лучше нас!

И она замолкла.

Тогда царь Шахрияр воскликнул:

— О Шахерезада, как прекрасна эта история! О! Как это замечательно! Ты наставляла меня, учила и рассказывала, ты заставляла меня видеть события, которые произошли с другими людьми, а не со мною, и внимательно обдумывать слова царей и народов, живших до нас, а также то, что случилось с ними, все необычное, замечательное или просто заслуживающее внимания. И по правде говоря, по прошествии тысячи и одной ночи, в течение которых я слушал тебя, я нахожу, что душа моя изменилась, стала радостной и счастливой. Слава Тому, Кто одарил тебя, о благословенная дочь моего визиря, столькими избранными дарами, сделал благоуханными уста твои, вложил в них красноречие, поместил в голове твоей такой разум!

А маленькая Доньязада вскочила с ковра, на котором лежала, свернувшись калачиком, и побежала броситься в объятия сестры своей, и она воскликнула:

— О Шахерезада, сестра моя, как сладки, очаровательны, восхитительны и поучительны слова твои и как они трогательны, свежи и приятны! О! Как прекрасны твои слова, сестра моя!

И Шахерезада наклонилась к сестре и, целуя ее, прошептала ей на ухо несколько слов — и девочка исчезла, испарилась, как камфора.

И Шахерезада остался на несколько мгновений наедине с царем Шахрияром. И когда он, находясь на пределе удовлетворения, собирался подхватить свою чудесную жену на руки, занавески открылись и снова появилась Доньязада, сопровождаемая нянюшкой, которая держала на руках двух близнецов, в то время как третий ребенок полз за нею на четвереньках.

И Шахерезада с улыбкой повернулась к царю Шахрияру и, обняв малышей и прижав к груди, поставила их перед собой и с мокрыми от слез глазами сказала:

— О царь времен, вот трое детей, которыми за эти три года через меня пожаловал тебе сам Раздаватель благ. — И пока Шахрияр, исполненный невыразимой радости и взволнованный до глубины души, обнимал детей своих, Шахерезада продолжила: — Твоему старшему сыну уже больше двух лет, а этим близнецам не исполнилось еще и года, да убережет Аллах от сглаза всех троих! — И затем она добавила: — Ты наверняка помнишь, о царь времен, что я была нездорова двадцать дней, между шестьсот семьдесят девятой и семисотой ночью. Однако именно в это время я и родила этих двух близнецов, появление которых утомило меня гораздо больше, чем рождение их старшего брата в прошлом году. Мои первые роды так мало обеспокоили меня, что я могла, не прерываясь, продолжать рассказ о мудрой Симпатии, который на тот момент вела.

И, сказав это, она замолчала.

А царь Шахрияр, находившийся на пределе охвативших его чувств, переводил свой взгляд с матери на детей и с детей на их мать и не мог произнести ни единого слова.

Тогда юная Доньязада, поцеловав детей в двадцатый раз, повернулась к Шахрияру и сказала ему:

— А теперь, о царь времен, скажи, ты собираешься убить мою сестру Шахерезаду, мать твоих детей, и таким образом оставить сиротам трех маленьких принцев, о которых ни одна женщина не смогла бы позаботиться лучше их родной матери?

И между вырвавшимися у него рыданиями Шахрияр сказал Доньязаде:

— Замолчи, юница, и успокойся!

Затем, сумев сдержать свои чувства, он повернулся к Шахерезаде и сказал ей:

— О Шахерезада, клянусь Милосердным Господом! Ты была в моем сердце еще до появления детей наших, ибо ты знала, как завоевать меня своими достоинствами, которыми украсил тебя наш Создатель. И я полюбил тебя всем сердцем, потому что нашел в тебе благочестивую, целомудренную, нежную девушку, свободную от всякого обмана, безгрешную во всех отношениях, простодушную, тонкую, красноречивую, сдержанную, улыбчивую и мудрую. Ах! Да благословит Аллах тебя, твоих отца и мать, род твой и всех предков твоих! — И он добавил: — О Шахерезада, эта тысяча первая ночь с того момента, как я впервые увидел тебя, станет для нас светлее лика ясного дня!

И, сказав это, он встал и поцеловал ее в лоб. И тогда Шахерезада взяла руку царя, мужа своего, и поднесла ее к своим губам, сердцу и ко лбу и сказала:

— О царь