Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты – хороший человек, и ты талантлива, Ванесса. Посмотри на себя. Не знаю, что из себя представляют твои сестры, но уверен, что они не стоят и твоего мизинца.
Он так просто и легко перечислил мои достоинства, что это прозвучало не как комплимент, а как констатация факта. Я не знала, как отреагировать, ведь в глубине души была уверена, что Эйден сказал это вовсе не для утешения. Не такая у него натура. Виннипегскую Стену невозможно заставить сделать или сказать что-то, если он действительно, по-настоящему этого не захочет.
И вдруг, как снег на голову, на меня обрушились слова, к которым я нисколечко не была подготовлена:
– Скорее всего, не мне давать тебе советы по поводу семьи. Я сам двенадцать лет не разговариваю с родителями.
В ту же секунду я запрыгнула в этот вагон, обрадовавшись, что можно поговорить о нем, а не обо мне.
– Я думала, что ты с пятнадцати жил у бабушки с дедушкой.
– Да. Но дед умер, когда я был в старшей школе. Предки пришли на похороны и узнали, что он все оставил бабушке. Мама пожелала мне беречь себя, после этого я их не видел.
– Отец ничего не сказал?
Эйден съехал вниз, почти распростершись на матрасе.
– Нет. В то время я был уже на десять сантиметров выше и весил на двадцать пять килограммов больше. Когда мы жили вместе, он обращался ко мне только тогда, когда хотел наорать за что-нибудь.
– Прости, что так говорю о твоем отце, но, по ходу, он порядочный мудак.
– Он был мудаком. Думаю, им и остался.
– Ты из-за него никогда не ругаешься? – поинтересовалась я.
Не умеющий врать, Эйден ответил:
– Да.
В этот момент до меня дошло, как же мы с Эйденом похожи. Сильная волна симпатии, ну ладно, может быть, больше, чем симпатии – я уже достаточно зрелая личность, чтобы признаться в этом, – хлынула в мое сердце.
Глядя на Эйдена, я изо всех сил попыталась сдержать эмоции и кивнула на его шрам, уцепившись за закипающий гнев.
– За что он сделал это с тобой?
– Мне было четырнадцать. Как раз перед тем, как я стал быстро расти.
Он откашлялся и устремил глаза в потолок.
– Он слишком много выпил в тот день. Разозлился, что я съел последнюю баранью отбивную… и толкнул меня в камин.
Я была близка к тому, чтобы убить его отца.
– Ты поехал в больницу?
Покашливание Эйдена застало меня врасплох.
– Нет. Он не пустил меня. Вот почему так плохо заживало.
Ох-х, я съехала ниже, не в состоянии взглянуть на него. Неужели именно это он чувствовал? Стыд и гнев…
И что я должна была сказать после всего этого? Да и надо ли? Кажется, целую вечность я лежала, задыхаясь от неясных слов, толпившихся внутри, и уговаривая себя, что у меня нет причины плакать, раз Эйден не плачет.
– Твой отец такой же большой, как ты?
– Уже нет. – Он жестко усмехнулся. – Нет. Он весит, пожалуй, чуть больше семидесяти килограммов, ростом около метра восьмидесяти. По крайней мере, он был таким, когда я в последний раз его видел.
– Угу.
Он перевернулся на кровати, а потом резко добавил:
– Я уверен, что это не мой настоящий отец. Они с матерью оба блондины. Среднего роста. Бабушка с дедом тоже светловолосые. Одно время мама работала с парнем, который был очень добр со мной, когда я заходил к ней. Родители часто устраивали драки, но я думал, это нормально, потому что отец всегда искал, с кем бы подраться. Неважно, с кем.
От меня не ускользнуло сходство папаши Эйдена с Дианиным парнем.
– Бабушка как-то упомянула, что мама изменяла отцу.
Мне стало интересно, живут ли они до сих пор вместе.
– Похоже, что для обоих опыт так себе.
Эйден кивнул, дыхание его было медленным и глубоким, взгляд прикован к телевизору.
– Ага. Но сейчас я хорошо вижу, что оба были так несчастны друг с другом, что им не могло быть хорошо вместе со мной, неважно, какой я был. Жить поэтому стало гораздо проще. Они замечательно поступили, когда отказались от своих прав и отдали меня бабушке с дедом. Для меня все обернулось к лучшему. Все, что у меня есть, все, что я из себя представляю – все это благодаря бабушке и деду.
Эйден повернул голову и убедился, что наши глаза смотрят друг на друга.
– Я не собирался пускать свою жизнь под откос только потому, что вырос среди людей, которые ничего не смогли сделать со своей жизнью. Вся заслуга родителей в том, что они показали, кем я не хочу стать.
Почему-то мне казалось, что он говорит о моей матери.
Какое-то время мы лежали, не говоря ни слова. Я думала о своей матери и об ошибках, которые она допустила за все эти годы.
– Иногда я удивляюсь, почему до сих пор не оставила попыток наладить отношения со своей матерью. Если я не звоню ей, она набирает мой номер два раза в год, за исключением случаев, когда ей что-то нужно от меня, или если она вдруг почувствовала угрызения совести из-за воспоминаний о том, что она творила. Знаю, что паршиво так думать, но что поделаешь…
– Ты рассказала, что мы женаты?
Тут я хихикнула:
– Помнишь день, когда мы ездили к адвокату и ты ответил на звонок? Она набрала меня, потому что узнала обо всем от кого-то.
Следующий смешок вышел у меня гораздо злее.
– Когда я перезвонила, первое, что услышала, был вопрос, когда я собираюсь достать ей билеты на твою игру. Я сказала, чтобы она никогда больше не просила об этом. И как же она ощетинилась… Клянусь богом, даже сейчас я думаю о том, чтобы никогда в жизни не быть похожей на свою мать.
Мои руки начали судорожно сжиматься, усилием воли я заставила их расслабиться. Я успокаивала себя, пытаясь отпустить ярость, которая так часто просыпалась во мне.
– Я уже говорил, что незнаком с твоей матерью, и надеюсь, что этого никогда не случится, но ты все делаешь правильно, Вэн. В большинстве случаев даже лучше, чем правильно.
Правильно. В большинстве случаев… Выбор выражений заставил меня улыбнуться в потолок и почти успокоиться.
– Спасибочки.
– Угу, – ответил Эйден, а потом уточнил: – Я бы сказал «всегда», но вспомнил, сколько у тебя долгов.
Я перевернулась на бок, чтобы посмотреть на него. Наконец-то.
– Было любопытно, поднимешь ли ты когда-нибудь эту тему, – пробубнила я.
Эйден повернулся ко мне. На лице у него не осталось ни малейшего следа от гневных воспоминаний.
– О чем, черт возьми, ты думала?
– Не все получают стипендию, звезда.
– Есть не такие дорогие колледжи, куда ты могла пойти.