Это всё заняло семь минут, но казалось прошла вечность. В какой-то момент я начала различать слова, которые говорит врач.

— Скальпель.

И худенькая медсестра суёт ему в руку какой-то длинный прибор с тонкими ручками.

— Зажим.

И к нему в руки попадает что-то покрупнее.

Кажется, всё идёт ладно. Сердце успокаивается и разум снова приобретает привычное здравие. Но вот главврач командует, что нужно работать быстрее. Темп работы увеличивается и теперь идёт в дело прибор для откачки.

Раз удар. Действия нет. Второй. Третий. Четвёртый. На пятый у меня самой всё мутнеет, и дышать становится практически невозможно.

Я стою за стеклом, но отчётливо слышу, как произносят:

— Время смерти пять часов двадцать четыре минуты.

ГЛАВА 30

Похороны были назначены на воскресенье. Нас собралось много в церкви. Мои первые похороны в жизни и сразу похороны одного из лучших людей моей жизни. За это время испарилось всё, что было важным. Вам знакомо такое чувство? Мне теперь да. Почему-то я до сих пор ждала, как мой телефон взорвётся сообщениями от Кевина, ждала, когда из-за поворота городских улиц увижу его, или, проезжая мимо дома Батлеров, помашу ему, увидев его у окна. Это свойственно людям, которые теряют друга, ждать его?

Нас попросили сказать пару слов.

— Лучший сын, без которого теперь Тенебрис погаснет, — дрожащим голосом прошептала миссис Батлер.

Неуклюже и шатаясь, она развернула большой лист бумаги, который расписала вдоль и поперёк, но колени её задрожали, руки затряслись, не в силах собраться, она упала на пол, смахивая слёзы с щеки.

Нельзя спокойно смотреть, как рушится мир матери, потерявшей ребёнка.

— Мне будет не хватать только его всегда, — говорил мистер Батлер. — Я понял, что этому парню суждено многое, когда он в восемь лет помогал мне чинить машину, — потом он прикрыл ладонями лицо, не в силах вымолвить больше ни слова.

Было много, кто говорил о нём, как о безумно весёлом парне, отличном человеке, лучшем игроке в футбол, проклинали убийцу и повторяли, что не случись этого, в мире бы знали все о Кевина Батлере.

Семья Хьюз сидела недалеко от меня, но Эрике не хватило сил выйти, чтобы тоже почтить память друга парой слов. Я ждала встречу с ней, и думала, что это произойдёт немного иначе. Я была готова ко всему, но не к тому, что столкнусь с ней в дверях церкви, на погребении лучшего друга.

Шатаясь из стороны в сторону, я вышла в центр. На меня никто не смотрел.

— Кевин — это самый светлый человек в Тенебрисе, — начала я. — Он зажигал огонёк в каждом из нас. Я помню, как мы дружили ещё с самого детского садика. И он, — я улыбнулась, — обещал, что женится на мне, когда мы подрастём. Кевин Батлер это тот человек, который исполняет всё, что обещал, такое и правда редкость. Но в нём я всегда ценила его искреннюю доброту, его радость за счастье окружающих. Я ценю каждый день, что провела с ним, каждое крохотное мгновение, и каждый урок химии, на котором мы ничего не делали. Я просто хочу сказать, что никогда не забуду его. И я не думаю, что найдутся те, кто сможет забыть его имя. Потому что Кевина Батлера забыть невозможно.

За мной был Фил.

— Когда мне было семь лет, моя мать с сестрой уехали в другой город, оставив меня под опекой пьяницы. С того дня я был обижен на жизнь за то, что именно мне приходится выносить его запои и долги, из которых выпутывались мы вдвоём. Вам, наверное, кажется, почему этот мальчик из неблагополучной семьи стал лучшим другом умного, доброго парня из приличного семейства? Я сам задавался вопросом, почему в первом классе именно Кевин подошёл ко мне, посмотрел на мой старый некрасивый самосвал, у которого отваливалось колесо, и предложил обменять его на новенькую красную машину. С этого началась наша дружба. И знаете, это было прекрасно: иногда убегать из дома, нарушать правила, не делать уроки, делить друг с другом свои беды. Я иногда жил в его доме, когда мой отец уходил в запой. Знаете, недавно мой отец бросил меня, он просто уехал в другой город, ничего не сказав мне, так вот это в десятки раз легче пережить, чем то, что случилось с Кевином. Я так мало успел провести с ним времени, я никогда не говорил ему, что он мой самый лучший друг, никогда не говорил, как мне важна дружба с ним. Кевин иногда говорил мне, что мы с ним похожи. Я считаю, это не так. Кевин намного смелее меня, он был веселей, умней. Как уже было сказано сегодня, Кевин зажигалки огонёк в людях. … У меня никогда не было семьи, но я знаю, какого это иметь брата. Батлеры — это моя семья.

***

Мы приехали домой в полном молчании. В этот день город приобрёл другие краски. Солнце засияло совсем как летом, тучи свободно разошлись по разным углам, город был светлым, небо ясное. Сияющее солнце в начале мая — редкость. Я решила, что Кевин с небес улыбается нам, он тихо шепчет, что не стоит грустить, впереди нас ждёт ещё много всего светлого. Но кому какое дело до того, что будет впереди, если сейчас всё плохо. В одночасье всё испарилось. Сломались самые стойкие. Ушли самые лучшие. И больше ничего не осталось от того Тенебриса, что был раньше. Наверное, это и есть старость, когда скучаешь по временам, таким далёким, таким невозвратным…

Уже вечером, когда я вдоволь наслушалась утешений родителей и сидела в одиночестве в своей комнате, раздался стук в окно.

Внутри меня всё встрепенулось и запылало. Первой мыслью было то, что убийца пришёл за мной.

— Белла, — послышался голос из форточки, знакомый, и говорящий сам за себя.

Я тихо раздвинула шторы. За окном был Тони. Не желая, я отворила форточку.

— Что вам надо, участковый Райт.

— Ты обижена, но ладно, сейчас не об этом, — сказал он, заползая в комнату Брэда. — Просто скажи, что ты держишься.

— Нет, — замотала я головой, выпуская слёзы.

— Тише-тише.

Очень нежно он обнял меня, повторяя это слово «тише».

— Не плачь, ведь он рядом, он видит тебя, — прошептал он. — Он теперь знает всё-всё, представляешь?

— Я не хочу, чтобы он знал всё-всё, я хочу, чтобы он просто вернулся!

Аромат чёрной футболки Тони душил меня своим обилием, мне даже в какой-то момент в голову пришла мысль, возможно ли задохнуться, если простоять так ещё десять минут. Может тогда я тоже буду, подобно Кевину знать всё-всё.

— А если