– Вижу, – с удовлетворением сказал Тристан. – Вот это я понимаю, работа – чернеца перепугать. Высший пилотаж, филигранное умение.

– Когда здоровье поправлю, – брат Мих был бледен, но вроде его отпустило, – то тебя непременно найду.

– Пфе, напугал. – Пикси насмешливо сплюнул и внезапно заорал: – Хррррр!

Мы все дружно вздрогнули от неожиданности, а пикси захихикал и гордо сообщил:

– Нет мне равных в искусстве пугания доверчивых ду…

– Кого именно? – уточнил Назир, запуская пальцы в пояс.

– Ду, – Тристан, видно, понял, что перегнул палку, и запел, изображая в воздухе что-то вроде «лунной дорожки»: – Ду-ду-ду-ду!

– Чего хотел-то? – Я уже понял, что паршивец пожаловал по мою душу. – Чего надо?

– Передать привет и поздравления с праздником! – Тристан покопался в сумке, висящей у него через плечо, достал оттуда медную помятую дудку, приложил ее к губам и выдавил несколько на редкость хриплых и мерзких звуков. – Я рад принести тебе поздравления от… Ну, ты знаешь кого. Чтоб ты был здоровенький, толстенький, счастливенький! Чтобы вернулась в этот мир царица фей тетушка Маби и подарила тебе красоту, а великий чародей Гуд восстал из мертвых, сел на свой зеленый трон и насыпал тебе в обе ладошки мозгов! Чтобы…

– Мастер Хейген, я могу убить эту болтливую тварь? – голос Назира был на редкость благодушен, из чего я сделал вывод, что пикси и впрямь балансирует на грани жизни и смерти.

Ради правды – я бы с радостью сказал «да», поскольку существо это было слишком назойливым даже для НПС. Но этого я делать не стал, памятуя о том, что Странник испытывает к нему привязанность, и кончина этого болтливого поганца может серьезно испортить мои отношения с ним. Да и жизнь он мне тогда и впрямь спас, во глубине Сумакийских гор. Пусть глумливо, как у них заведено – но спас.

– Считай, что мы с тобой квиты, – сообщил я пикси.

– Не понял? – удивился летучий стервец, кокетливо поправляя галстук-бабочку в горошек, который он невесть зачем надел на шею.

– Да тебе и не надо, – махнул я рукой. – Ты все сказал?

– Нет, конечно, – и Тристан снова поднес дудку к губам.

– Давай без трубадурства и болтовни, – попросил я его. – У меня дел еще полно, опять же ты мне чуть приятеля не добил. Он и так был плох, а теперь уж и не знаю – спасу я его или нет.

– Ты – может, и нет, – заявил Тристан. – А вот пара запотевших литровых кружек холодного зимнего эля, нежного, бархатного, издающего терпкий аромат, янтарного, с легкой кислинкой и шапкой пены, которую так приятно сдувать…

– Убью!!!! – заревел брат Мих, подхватил какую-то оглоблю, которую невесть кто и невесть зачем оставил у стены, где мы стояли, и помчался за пикси, который с хохотом и криками: «Не догонишь! Не попадешь!» закладывал лихие фигуры высшего пилотажа. Вдобавок, еще он время от времени зверски рычал, изображая дракона, и издавал непристойные звуки губами, проносясь над головой счетовода.

– Тристан! – рявкнул я. – Слушай, я все понимаю, но совесть имей.

– Имел, и не раз, – заверил меня пикси. – А кабы ты ещё знал, в каких забавных позах!

Брат Мих потерял последние силы, прислонился к стене дома, тяжело дыша, хотел что-то сказать, но не смог. Все, на что хватило его сил – это многообещающе погрозить пикси пальцем.

– Боюсь-боюсь, – заверил его Тристан. – Не сомневайся!

После этого он сразу же начал корчить мне рожи, с многозначительным видом показывать пальцем на Назира и кивать подбородком.

– Я не доверяю ему, мастер Хейген. – Назир все понял, но у него явно было на этот счет свое мнение. – Пикси очень коварны.

– Кто?!!! – возмутился Тристан. – Мы-ы-ы-ы? Да пикси самые милые и тихие существа в Раттермарке, если бы не вы все, то мы занимались бы наукой и искусством, разводили бы цветы и кроликов!

– Да ты что? – хмыкнул я.

– Ну да! – с горячностью влюбленного юноши заверил меня он. – А так приходится разводить вас…

– Ладно, – повернулся я к ассасину. – Назир, отведи Миха вон в кабак, купи ему эля. Я скоро буду. На, держи золотой.

– Как скажете, – склонил голову ассасин, цапнул у меня с ладони монету, после же коротко глянул на Тристана. – Я не предупреждаю, я просто ставлю тебя в известность – если с мастером Хейгеном что-то в мое отсутствие случится, винить в этом я буду тебя, и легкой смертью ты не умрешь. Клянусь в этом камнем Аль-Када и именем старца ибн Ладды.

– Да не случится с ним ничего. – Похоже, что эта клятва Тристана впечатлила. – Тем более, что мы с ним старые знакомцы.

– Я сказал – ты услышал, – безразлично ответил ему Назир, подошел к брату Миху, поднял его и повел к дверям стоящего неподалеку кабака с задорной вывеской, на которой бородатый северянин разрывал на две части оленя, на голове которого почему-то росло вишневое дерево. Интересно, что такое пил художник, когда ее малевал?

– Отродясь не видел картины забавнее. – Тристан ткнул пальцем в удаляющуюся парочку. – Отродье ибн Кемаля тащит в кабак чернеца Юра. Если кому расскажу – не поверят. Я бы и сам не поверил, кабы не видел своими собственными глазами.

– А что в этом такого? – удивился я.

– Смеешься? – Тристан надул щеки и хлопнул по ним ладонями, издав омерзительный звук. – У них полянка одна и интересы одни, вот только косить с этой полянки пшеничку для прокорма каждый предпочитает в одиночку, и делиться ей никто не хочет.

Вот тебе и раз. Удивил.

– А ты этого не знал! – захихикал пикси. – Глупый, глупый мальчик Хейген. И все-то его дуют, прямо как бычий пузырь. Он-то себя полагает шестеркой, а на деле он просто грань игральной кости – и не более того.

– Не перегибай, – попросил я Тристана. – Никем я себя не полагаю.

– Ой, да ладно, – отмахнулся пикси. – Я и своему обалдую говорю, чтоб он с тобой не связывался, потому как проблем от тебя будет куда больше, чем пользы, жаль вот только он меня не слушает. Ты же влез во все гнилые дела, которые только есть в Раттермарке, и везде ты в результате окажешься крайним. Когда ты выполнишь все то, что тебе предназначено и чего от тебя ждут, то одни объявят за твою голову награду, другие захотят ее получить, а все остальные отвернутся, потому что никому не нужны те, кто сможет потребовать законом положенную награду за хорошо выполненную работу. И еще – имей в виду, что для одних, возможно, ты станешь героем, а для других наверняка окажешься злодеем, но и в том, и в другом случае ты будешь всем нужен только мертвым. Объяснить почему?

– Объясни, – мрачно сказал я.

– Потому что в живом виде и великие герои, и великие злодеи неудобны для обитающих на белом свете. – Пикси достал из сумки круглые очочки, нацепил их на нос и стал похож на лектора. – Они напоминают всем остальным об их несовершенстве, об их неполноценности и невозможности стать такими же великими. Поэтому героев и злодеев проще сначала убить, через некоторое время вознести на постамент в виде памятника, а после, умиляясь от собственной душевности и благородства, носить к нему цветы, приводить молодоженов и произносить речи, начинающиеся со слов: «И сколько бы он еще успел, кабы не нелепая смерть». И еще непременно говорить о том, что память о них всегда будет жить в наших сердцах, и пока жива наша земля, мы будем о них помнить. Правда, непосредственно ты в этом аспекте можешь не волноваться.