— Сама знаешь, как тебе этого не хватает, — прошептал он ей на ухо.

Валорхенд двинула его локтем в живот, но Стриммер подготовился и успел напрячь мышцы перед ударом. Продолжая держать руки на тыльной стороне ее джинсов, он поднял ее вверх, так что Виксен какое-то время болтала ногами в воздухе, а потом уронил на пол, как мешок мусора, демонстрируя свою власть.

— Валор… хенд… — произнес он с насмешкой и ушел.

Если бы у нее был нож, она бы им воспользовалась.

Раненная телом и душой, Виксен не могла не сравнивать эгоизм Стриммера с эксцентричным благородством своих новых приятелей. И, несмотря на всю их слабость и несобранность, Валорхенд не могла отказать им в достоинстве. Настало время принять решение — нужно лишить Стриммера власти.

К помещению «Компании земельных и водных ресурсов братьев Полк» она пришла поздно. По двору разносились звуки взрывов с верхнего этажа, где жил Борис. Валорхенд нажала на звонок входной двери, не понимая, почему изобретатель проводит столь опасные эксперименты не в многочисленных пристройках, а в собственных апартаментах. Окна верхнего этажа были закрыты брезентом: можно было предположить, что стекла выбиты взрывом.

Через какое-то время появился Борис с перепачканным сажей и машинным маслом лицом.

— Пузыри пузырятся, — сообщил он.

— А у меня есть послание для этого вашего голубя, — ответила она.

Через две ночи после собрания в Эскатчен Плейс Облонг столкнулся с моральным кризисом. Он проклинал себя за то, что не спросил у Валорхенд, как связаться с ее сестрой. На трезвую голову ученая показалась ему недосягаемой — не в последнюю очередь потому, что намеренно его избегала. Лишь искусство могло принести избавление, и для того, чтобы утолить свою печаль, ему требовалось что-то более глубокое, чем «Баллада о ярмарке летнего солнцестояния». Предыдущие поиски музы в Гроув Гарденс не принесли ничего, кроме трупа.

Едва ли ночная прогулка вдоль Ротера могла закончиться хуже. Ворота не закрывались до полуночи. В половине одиннадцатого Облонг вышел за их пределы, пересек мост и пошел вдоль реки, туда, где Ротер огибал Айленд Филд. В голову лезли заезженные метафоры: «временной поток; необратимое течение реки к морю; люди подобны обломкам потерпевших крушение кораблей», и такие же избитые сравнения: «камыши точно острые копья; похожие на костяшки пальцев камни». Его попытки придумать что-нибудь оригинальное были прерваны возгласом:

— Да это же Обберс!

Приветствие — а может, скорее предупреждение? — прозвучало из-за поворота реки. Облонг осторожно двинулся по камням. Из-под развесистой ивы у дальнего берега доносился плеск воды, после которого то наступала тишина, то звучал сдавленный смех. Его звал мужчина, но Облонг различил и женский голос.

Историк скатился вниз, к берегу, а тем временем от кроны дерева отделилась темная тень и, нырнув, поплыла к нему. Доносившиеся из сумрака крики «нет!» и «не смей!» только подзадоривали пловца, поскольку сопровождались хихиканьем.

Грегориус Джонс разрезал водную гладь, как дельфин, а затем подпрыгнул на такую высоту, что стало очевидным полное отсутствие на нем какой-либо одежды. Он выбрался из воды. Бедра его покрывала грязь, которую Джонс тут же стер.

— Шмотки прочь, Облонг! — закричал он. — Сейчас самое время и самое место — будет что вспомнить в старости, раскачиваясь в кресле.

Из-под веток ивы показалась голова мисс Тримбл. Она подплыла к ним, после чего двинулась дальше — на достаточно близком расстоянии, чтобы Облонг мог заметить спину, достойную кисти Рубенса. Она тоже была обнажена.

— Ради всего святого! — сказал Джонс. — Кто тут будет протестовать, раки, что ли?

Неподдельная искренность приглашения пересилила многочисленные комплексы Облонга. Он зашел за густой куст, разделся и застенчиво прыгнул в воду, из которой только что вышел Джонс.

Грегоруис тут же прыгнул за ним.

— Следуйте за нашей Ледой, — выкрикнул он классическую шутку, и миссис Тримбл тоже услышала ее, хотя и плыла энергичным кролем.

«Какой загадочный мужчина, — думала она. — Тайный поклонник классики. И, несмотря на явный интерес, держится на расстоянии, правда, как мне кажется, совсем не из-за робости. Может быть, он бежал от злобной женушки в тот день, когда мчался, как дикарь, по Ротервирдскому Западному лесу?» Она решила разрушить разделявшие их барьеры, сколько бы времени это ни заняло и сколь странным бы ни было представление Джонса о том, как должны проходить свидания.

Стоило немного поплавать, и вода перестала казаться ледяной. Водоросли не задевали ног, и дно было усеяно мелкой, приятной на ощупь галькой. Облонг никогда не делал ничего подобного и теперь ощутил прилив энергии.

— Дамы вперед, а глаза — в сторону! — прокричал над его плечом Джонс, когда мисс Тримбл подплыла к берегу.

Грегориус пошел следом, и Облонг заметил уродливый зигзагообразный шрам, который шел от его левого плеча до самого копчика и был белым, как все старые ранения. Джонс бросил Облонгу полотенце и нечто среднее между кимоно дзюдоиста и домашним халатом.

Здесь, за Айленд Филдом, они с Тримбл разбили примитивный лагерь — с подстилками вместо палаток, простой решеткой для гриля и сковородкой. Джонс зажег огонь, не используя спички.

— Вот как разжигает костер истинный джентльмен, — провозгласил он. — Кремень, кусок обугленного хлопка, в который помещаем сухую шерсть в качестве трута, и огниво. — Он поднял вверх напоминающее кастет кольцо в форме буквы «С».

— Кремень бьет по железной поверхности и за счет трения нагревается. Лучше всего подходит высокоуглеродистая сталь, а вот нержавейка вообще не работает, — добавила Тримбл. — Да, мистер Облонг, я тоже ходила в школу. Единственный неандерталец у нас — Джонс.

Только Тримбл и Горэмбьюри продолжали называть его мистером Облонгом. Джонс готовил простую еду, и его разговоры были такими же простыми. Он пояснял, почему всегда нужно спать на южном склоне, и рассказывал об ориентировании по звездам. Мисс Тримбл сделала вывод, что Джонс когда-то вел кочевую жизнь.

Внимание Облонга рассеивалось до тех пор, пока внезапно не оживился Грегориус:

— Мисс Тримбл, один час до полуночи — нам пора на хулиганскую лекцию. Облонга тоже нужно прихватить.

Он безумно хихикал, но так и не дал ни единой подсказки, пока компания шла через Айленд Филд к окружавшим их лугам. По ногам идущих стелился туман, но над головой ярко горели целые россыпи звезд. Впереди проступили мрачные тени — мегалиты. В середине каменного круга у треноги стояла закутанная в шарф фигура — это был Визи Болито, школьный астроном, который наконец-то покинул обсерваторию Южной башни.

Он рассказывал о древних народах, которые возводили такие сооружения, об их познаниях в астрономии и инженерных навыках. Говорил об их таинственных священниках и смене времен года, и Облонг наконец понял, в чем заключалось хулиганство. Лекция Болито состояла из подлинной, чистейшей воды истории. Он рассказывал о других таких же кругах камней, таившихся в Ротервирдском Западном лесу, пояснял, что в центре каждого круга стоял камень и что все эти круги указывали в одну и ту же точку звездного неба. Он утверждал, что все окрестные мегалиты, в отличие от подобных сооружений Англии, были настроены не на солнцестояние, а на день середины лета.