Персик снова нас покинул, отправившись помогать местным дриадам и фавнам, но пообещал: «Персики!» – из чего я сделал вывод, что мы скоро снова с ним увидимся.

С помощью Талии Рейне удалось разыскать Одноглазого и Корноухого, покалеченных пегасов из колесницы императоров. Рейна ласково поговорила с ними, пообещала, что их подлечат, и убедила вернуться вместе с ней в лагерь, где большую часть времени перевязывала их раны и следила, чтобы они хорошо питались и много гуляли. Кони, похоже, поняли, что Рейна была подругой их бессмертного предка – самого́ великого Пегаса. После всего, что с ними случилось, вряд ли они доверили бы заботу о себе кому-то другому, решил я.

Мы не считали погибших. Они не были просто номерами – они были людьми, которых мы знали, друзьями, бок о бок с которыми мы сражались.

В одну из ночей мы зажгли все погребальные костры рядом с храмом Юпитера и устроили традиционный пир в честь умерших, чтобы наши павшие собратья смогли отправиться в Подземный мир. Лары явились на церемонию в полном составе, и весь холм озарился пурпурным сиянием, потому что призраков среди нас было больше, чем живых.

Я заметил, что Рейна уступила Фрэнку право совершить обряд. Претор Чжан быстро восстановил силы. Облаченный в полный боевой доспех и темно-красный плащ, он произнес надгробную речь, а легионеры слушали с благоговением и трепетом, как и полагается в случае, если оратор недавно пожертвовал собой, устроив огненный взрыв, и каким-то образом выжил, оставшись лишь в белье и плаще.

Хейзел тоже помогала: она ходила между рядами и утешала тех, кто плакал или еще не отошел от шока. Рейна стояла в стороне, опираясь на костыли и задумчиво глядя на легионеров, словно это были родные ей люди, которых она не видела целую вечность и теперь едва узнавала.

Когда Фрэнк закончил говорить, рядом со мной кто-то тихо сказал:

– Привет.

Талия Грейс была, как всегда, одета в черный и серебро. В свете погребальных костров ее ярко-голубые глаза казались пронзительно фиолетовыми. За последние пару дней мы несколько раз разговаривали, но в основном по делу: куда отнести припасы, как помочь раненым. О главном мы не сказали ни слова.

– Привет, – хрипло ответил я.

Она сложила руки на груди и заговорила, глядя в огонь:

– Я не виню тебя, Аполлон. Мой брат… – Она помолчала, успокаивая сбившееся дыхание. – Джейсон сам сделал выбор. Героям приходится так поступать.

Услышав, что она меня не винит, я почему-то почувствовал себя еще более виноватым и недостойным. Ох, человеческие эмоции – все равно что колючая проволока. Иметь с ними дело и не испытывать боли, невозможно.

– Мне так жаль, – наконец проговорил я.

– Да. Я знаю. – Она закрыла глаза, словно прислушиваясь к какому-то далекому звуку… может быть, к волчьему вою в лесу. – Я получила письмо Рейны за несколько часов до того, как Диана услышала твой призыв. Аура – одна из нимф ветра – вытащила его из почты и доставила мне лично. Это было очень опасно, но она все равно решилась. – Талия покрутила один из значков на своей куртке – «Игги и Студжиз»[69]: эта группа была старше нее на несколько поколений. – Мы прибыли как только смогли, но… Мне понадобилось немного времени, чтобы поплакать, покричать и пошвыряться вещами.

Я стоял, не смея шелохнуться. Я отлично помнил, как Игги Поп швырял в толпу фанатов на концертах арахисовое масло, кубики льда, арбузы и другие опасные предметы. И все же Талия пугала меня куда больше, чем он.

– Это так тяжело, – продолжала она, – когда спустя долгое время мы наконец находим кого-то, чтобы снова его потерять.

Я удивился, что она сказала «мы». Получается, она имеет в виду, что мы с ней пережили нечто похожее – потеряли единственного брата или единственную сестру. Но ее страдания были куда больше моих. Моя сестра не могла умереть. Я не мог потерять ее навсегда.

На мгновение я совершенно растерялся, словно меня перевернули вверх тормашками, но вдруг понял, что речь шла вовсе не обо мне. Она говорила об Артемиде-Диане.

Неужели, по ее мнению, сестра скучала, даже горевала по мне так же, как Талия по Джейсону?

Наверное, этот вопрос читался у меня в лице.

– Богиня сама не своя, – пояснила она. – В прямом смысле. Иногда она так переживает, что разделяется на два воплощения – римское и греческое – прямо у меня на глазах. Наверное, она разозлится на меня за то, что я сейчас скажу, но она любит тебя больше всех на свете.

У меня в горле как будто застрял кусок мрамора. Говорить я не мог и поэтому просто кивнул.

– Диана не хотела так внезапно исчезать из лагеря, – продолжала Талия. – Но ты же сам знаешь. Боги не могут задерживаться надолго. Когда Новому Риму больше ничто не угрожало, она не могла остаться, несмотря на призыв. Юпитер… Папа бы не одобрил.

Я вздрогнул. Как просто было забыть, что эта девушка – тоже моя сестра. А Джейсон был моим братом. Когда-то я бы вообще отказался это признать. «Они ведь полубоги, – сказал бы я. – Семьей не считаются».

А теперь я не мог этого признать совсем по другой причине. Я не считал, что достоин такой семьи. Или прощения Талии.

Траурный пикник постепенно подходил к концу. Римляне, собравшись по двое или по трое, уходили в сторону Нового Рима, где в Доме сената должно было состояться внеочередное собрание. Как ни печально, население долины сократилось так сильно, что теперь все легионеры и жители Нового Рима могли поместиться внутри этого здания.

Опираясь на костыли, к нам подошла Рейна.

Талия улыбнулась:

– Ну что, претор Рамирез-Ареллано, вы готовы?

– Да, – не раздумывая ответила Рейна, хотя я так и не понял, к чему именно она готова. – Не возражаешь, если… – Она кивнула на меня.

Талия взяла подругу за плечо.

– Конечно, нет. Увидимся в сенате. – И она растворилась в темноте.

– Пошли, Лестер, – подмигнула Рейна. – Похромаем вместе.

Хромать было просто. Хотя я уже был здоров, но быстро уставал. Подстроиться под скорость Рейны мне не составило труда. Я заметил, что рядом с ней нет собак, Аурума и Аргентума – вероятно, потому, что Терминус не разрешает входить в город со смертельным оружием.

Мы медленно шли по дороге, ведущей с Храмовой горы к Новому Риму. Другие легионеры обходили нас стороной, явно понимая, что нам нужно поговорить о личном.

Рейна держала меня в тревожном ожидании, пока мы не добрались до моста через Малый Тибр.

– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала она. Она улыбалась почти так же, как на холме у башни Сютро, когда я предложил ей встречаться. Поэтому у меня не осталось сомнений в том, что она имела в виду. Рейна благодарила меня не за помощь в спасении лагеря, а за то, что я тогда ее рассмешил.