— А когда мы с Ольгой выросли, совсем хорошая жизнь началась. Отстроили уже всё после войны. Техника новая на селе появилась, крестьянам много легче работать стало. Папка с мамкой работящие были, а потому хозяйство у них зажиточное образовалось. Земли им дали тридцать соток, папка дом новый на этой земле построил. Сам, без посторонней помощи! Вот какой сильный мужик был! Сейчас заставь тебя или Славку дом построить, тут же ножки протянете. А дед ваш построил! И столько лет тот дом простоял, и мы в нём жили. И сейчас, небось, стоит…

Тётя Галя сделала паузу, и Сашка отвёл глаза в сторону.

— А какие яблони возле нашего дома росли! — полился дальше рассказ. — По весне, как цвести начинали, такой аромат шёл! Бывало, подойду к яблоньке, ветку наклоню, а там в цветках пчёлки копошатся… Хорошо! На майские праздники всегда в саду столы накрывали, под цветущими деревьями. Мама обязательно белую скатерть стелила, вышитую, блюда с пирогами ставила, кувшин с молоком парным. Поросёнка забивали и в печи запекали. Как сейчас помню — посреди стола стоит овальное такое, деревянное, большое блюдо с поросёнком и картошкой. Пахнет!.. Невозможно, аж слюнки текут. Ох! Получше любого шашлыка.

Кстати, мама долго шашлык не воспринимала, не русская это еда. И папа шашлык никогда не жарил. Это уж, когда мы с Ольгой замуж повыходили, мужья наши начали к мангалу становиться. А раньше мы не знали такого блюда, в печи свинину запекали.

Так вот, за стол садились гостей приглашали. И допоздна сидели — с песнями, с плясками! Патефон у нас был, довоенный ещё — пластинки заводили. Или гармониста звали — через дом от нас гармонист жил. Мама плясать любила. А папа, хоть и не слышал музыки-то, а всё одно вместе со всеми коленца выделывал. Уж и гармонь играть перестанет, а папка всё пляшет! Смешно…Так хорошо было — не то что сейчас… Люди тогда другие были, что ли… Добрые, открытые, не завидовали никому, последним делились. А сейчас такая жизнь пошла, ну её к чёрту…

Тётя Галя вздохнула, уставившись невидящим взглядом в окно. Сашка вяло жевал огурец.

— В родительском доме всегда уютно было, — проглотив комок, застрявший в горле, вновь заговорила Галина Сергеевна. — Я уж и замуж вышла, и уехала оттуда, а всё одно домой тянуло. Помню, когда Славку родила, одно лето не поехали мы в Белькино. Куда с грудным ребёнком по поездам трястись? Тем более родила я его поздно — хилый мальчонка был, болезненный. Это сейчас в такого бугая вырос. Так вот, я за два года, что дома не была, истосковалась вся. На следующее лето помчалась к маме, аж слёзы в глазах стояли. Муж всё смеялся — люди летом из Москвы к морю едут, а мы, наоборот, от моря в Москву. А мне всё равно было — пусть смеётся. Что мне то море? Мне наша речка Плетёнка роднее любого моря. А как померли родители, так и не стало мне туда дороги…

Сашка закашлялся, не зная, куда девать глаза.

— Ну что, поел? — спохватилась тётя Галя. — Давай со стола уберу.

— Да нет, ну что вы, я сам, — запротестовал парень.

— Ну конечно — сам! — отмахнулась тётка. — У вас, молодых, руки не из того места растут! Тарелку за собой помыть не можете. Вон как мой Славка. Поел, на столе всё бросил — и пошёл. Продукты какие, если остались стоять, всё на жаре стухнет. А ему до одного места! И ты небось такой же. — Галина Сергеевна сверкнула глазами в сторону племянника. — У вас даже холодильник не включен! И внутри мышь повесилась. Хоть бы проветривали холодильник-то, раз не пользуетесь.

Сашка молча капитулировал, предоставив тётке распоряжаться на кухне по своему усмотрению. Включив холодильник и проворно упрятав в него недоеденные племянником продукты, Галина Сергеевна вытащила из шкафчика кружки. На столе появилась банка с ягодным морсом.

— Вот — ещё морсику попей! Сама варила. Холодненький, в жару в самый раз! — налила она Сашке полную кружку. — И я с тобой попью — пить хочется.

Племянник с наслаждением отхлебнул ароматного красного напитка. Тётка опустошила свою ёмкость залпом.

— Эх! — крякнула она. — Прелесть!

Парень согласно закивал головой.

Галина Сергеевна помолчала, привычными движениямим разглаживая подол платья.

— А теперь, — спустя какое-то время, произнесла она. — Давай, рассказывай.

— Что? — не понял Сашка.

— Как что? Давай рассказывай — как у твоей матери совести хватило родительский дом продать! — неожиданно ставший визгливым голос родственицы резанул парню по ушам так, что он поперхнулся морсом.

— Э-э, ну-у… — замычал племянник, растерявшись. — Не знаю…

Тётя Галя упёрла в него жёсткий, колючий взгляд, очевидно ожидая более внятного ответа. Сашка молчал.

— Не знаешь?! — с нажимом произнесла она.

— Не знаю, — повторил тот.

— Мать дом продала, деньги все себе захапала, а ты ничего не знаешь?

— Нет, ну как, знаю, конечно…

— А, значит, всё-таки знаешь! — Тётя Галя из любящей родственницы постепенно превращалась в разъярённую мегеру.

— Нет, ну а что, собственно? Ну, продала и продала! — перешёл в оборону племянник. — Квартиру купила. Не могли же мы всю жизнь чужие углы снимать!

— А меня вы спросили?! — взвилась Галина Сергеевна. — Я вообще-то тоже законная наследница, такая же дочь своих родителей, как и твоя мать! Меня, значит, побоку, втихаря всё на себя оформили и продали! Молодцы! Вот уж никогда не думала, что моя младшая сестра — воровка. И кто только её научил? Или сама додумалась? Вы там, в Москве, все умные! Только и смотрите, как бы кого обокрасть!

— Вы сами из родительского дома выписались, — напомнил Сашка.

— Выписалась! Ну и что? Это, что ли, повод меня грабить?

— Мама вас не грабила.

— А ты защищай, защищай её больше! Твоя мать лентяйка и тунеядка! Из деревни в Москву сбежала, всю жизнь в чистых конторах просидела, дырку на заднице протирала! Своего жилья не нажила, так родительское захапала! Родители пахали, как каторжные, войну прошли, отец своим горбом этот дом строил, столько здоровья положил, а она продала! И со мной не поделилась! Тварь!

— Ну вы, кажется, тоже своего жилья не нажили, — произнёс Сашка. — Дом, в котором вы сейчас живёте, чей? Родителей вашего мужа?

— Да… Как ты… — поперхнулась от возмущения Галина Сергеевна. — Ну и что? Да, это дом моего мужа! И он мне законно достался, между прочим!

— Так и мы закона не нарушали, — парировал племянник. — И оформили, и продали согласно законодательству. Всё честно.

— Честно?! — вскрикнула тётка. — Нет, вы видели? — обратилась она непонятно к кому. — Честно! Ни чести у твоей матери нет, ни совести! Отчий дом продать! Как у неё рука-то поднялась!

— Так вы за что переживаете? За то, что мы дом продали, или за то, что с вами деньгами не поделились?

— А? — открыла рот тётя Галя. — Ну как — и то, и другое… Нет, а что это за вопросы такие? — возмутилась она.