— Вот и хорошо! — обрадовался Александр Никитич. — Эх! — крякнул он, проглотив мутную жидкость. — Крепка, зараза! Расскажи лучше, как ты там по за границам с Дунькой своей… Она чего не приехала? Брезгует небось деревенской жизнью?

— Потом, отец, не сейчас, ладно? — недовольно поморщился Сергей.

— Как скажешь! Можно и потом, — согласился отец. Он потер ладонью грудь, постучал кулаком: — Астма у меня, едрить ее в дышло! Замучила совсем! Ты надолго к нам, ай как?

— Как выйдет… — уклончиво ответил Сергей. — Соскучился я… после заграницы этой… отдышаться хочу. — Он хотел еще что-то сказать, но не успел — в горницу стремглав влетела младшая сестренка.

— Шурка-то, Шурка как вымахала! — воскликнул Сергей, увидев сестру. — Вот что! Заберу-ка я ее в Москву. Может, в интернат к Дункан определю. А что? Пусть танцует. Ноги у нее как жердочки, стройные! И вам легче будет…

— Одним ртом меньше. — Отец пожал плечами. — Тебе виднее… нешто мы понимаем. Пущай пляшет… Ты вон тоже по своему пути пошел… а каким стал! Не достать!

Шурка, почувствовав, что брат не шутит, посерьезнела лицом, но глаза смеялись от счастья.

— Сережа! Спасибо тебе, родной, за подарки! Ух, здорово! Да много как! Я всем подружкам своим похвалилась! — Она порывисто обняла брата за шею.

— Ладно тебе! Смешная ты, — засмущался Сергей, высвобождаясь. — Хочешь, завтра рыбачить с тобой пойдем? Я удочки настоящие привез. Ложись пораньше, а то завтра чуть свет подыму. — Шурка взвизгнула от счастья и, расцеловав брата в обе щеки, умчалась.

Вошла озабоченная мать, подсев к сыну, запричитала:

— Ой, беда, Сереженька, всю голову изломала! Где всех спать постелить, ума не приложу…

Сергей нежно обнял мать:

— Успокойся! Не велики баре, спать будем в амбаре.

— Да как же? Втроем? — всплеснула мать руками.

— Ничего! Не подеремся! — подбодрил он родителей. — А то в риге на сене? Лепота!

— Я говорил тебе, мать, а ты: господа да господа! Спасибо, сынок! Как гора с плеч, — обрадовался Александр Никитич. — Уж как-нибудь, нынче лето…

— Да они на пару дней всего… Некогда им — сказал Сергей, вставая. — Это они меня просто встретили да проводили… Ничего, все хорошо будет! — обнял родителей Есенин. — Пойду-ка покурю! Илья! — позвал он молчаливо сидящего за столом брата. — Пойдем, брательник, на улицу, покурим!

— Пойдем, брат, покурим, а как же! — Илья с готовностью вышел из-за стола и направился вслед за Сергеем. Усевшись на скамейке перед палисадом, Есенин протянул брату пачку папирос. Прикурив, Илья глубоко затянулся папиросным дымом.

— Чудно! Разве это курево? — добродушно засмеялся Илья, в несколько затяжек выкурив всю папироску. — Ты вот мово попробуй! — Он достал из кармана берестяной портсигар с табаком, быстро и ловко скрутил две папироски из газетной бумаги, набил табаком и одну дал Сергею. Есенин прикурил и, вздохнув разок, закашлялся, задыхаясь, аж слезы полились из глаз.

— О-о-о-ох! Ы-ы-ы-х! А-яй! Вот это… ни хрена себе! До печенок продирает! — похвалил табак Сергей.

— Знай наших! — улыбнулся довольный Илья. — Отвык, брательник? А дед вон до сих пор махорку смолит! Чадит, как пароход на Оке!

— Нет, не могу! На сам! — схватился за грудь Есенин. Отдышавшись, он закурил свою папиросу — «Сафо». Какое-то время они молча курили, поглядывая в заокские дали, думая каждый о своем. Заливные луга за Окой, утопающие в вечернем тумане, кое-где виднелись в лучах заходящего солнца. Сергей вспоминал, как в детстве он исходил те луга, сторожа в ночном с ребятами лошадей. А за лугами, дальше, в кустарниках, переплывал заводи и озера, разоряя гнездовья гусей и уток. «Как быстро пролетело детство! — думал он с горечью. — Вот уже больше забот в душе. И все меньше радости, детство ушло навсегда — и не вернется!» — Сергей тяжело вздохнул и, бросив потухшую папиросу, спросил: — Как, живешь, братуха? Небось комсомолец… как Шурка?..

— А куды деваться? Все парни, которые беднота, все в комсомоле. — Илья грустно повесил голову. — А уж я-то, кабы не твой отец, не знаю, как и жить! У него хоть ты опора… домишко вот справил… Без тебя бы не подняться ему.

— Илья, а хочешь, в Москву поедем со мной? Школу закончил? — загорелся Есенин. Илья недоверчиво посмотрел на брата.

— Пока жив был отец, я в Спас-Клепиках учился, как и ты…

— Вот и хорошо! — радостно продолжал Сергей. — Поглядел я кругом: гибнет деревня… нет житья тут… Поедем, я тебя определю учиться. Шурку тоже заберу. Тебя в училище какое-нибудь… родные ведь мы — Есенины! Не дрейфь, не пропадем!

Илья не верил в свалившееся на его сиротскую долю счастье.

— Да я чего! Да я за тобой, брат, хошь куда! Да хошь в Америку!

Есенин захохотал:

— На хер эту Америку! Ничего хорошего там нет!.. В Москву поедем! Вот немного побуду здесь, и поедем! Жить надо, Илья! Смело жить!.. Так что дело решенное! Собирайся!

— Да мне, Сергей, собираться — только подпоясаться! — заволновался Илья нешуточному предложению брата так резко, сразу, перевернуть свою жизнь. — Лишь бы обузой я тебе не был… Катька на тебе, мать с отцом, Шурку берешь, да еще меня! — Илья залился слезами. — Эх! Спасибо тебе, братка!

У Есенина тоже навернулись слезы на глазах. Он обнял Илью за плечи:

— Ну-ну! Илья! Я сказал, стало быть, так и будет! Пойдем завтра на рыбалку, а?

— Какая рыбалка, Сергей? — укоризненно покачал головой Илья. — Завтра чуть свет косить… Отца-то твово по здоровью ослобонили, астма у него какая-то… не может он. Так я за всех Есениных! Мне ништо, в охотку! Мужики не поспевают: пока они один заход, я два! Чай, у деда нашего, как и ты, учился… Школа одна: что не так, по затылку! — Оба засмеялись. Уверенность, с которой Сергей Есенин говорил о будущем, невольно передалась и его бра ту: плечи его расправились, с лица исчезло выражение сиротской ущербности, в глазах загорелась радость жизни.

— Илья, ты мне пиджак вынеси, — попросил Есенин немного погодя. — Хочу к Кашиной дойти… записку она принесла…

— Понял, Сергей! Я мигом. — Илья убежал в дом и тут же вернулся, осторожно неся на вытянутых руках есенинский пиджак. — Вот!

— Ты где спишь? — спросил Сергей, набрасывая пиджак себе на плечи.

— В риге, на сене, постель у меня там, а што?

— Васю Наседкина с Иваном ну, ребят, что со мною приехали, помоги матери уложить… а я попозже к вам приду…

— Договорились, брат! Все сделаю, как велишь!

Когда Есенин, поглядев по сторонам, направился в сторону усадьбы Кашиной, Илья крикнул ему вдогонку:

— Сергей, ты в случае чего… темень вишь какая… Если кто-чего, вдруг не признают тебя, ты ведь вон у нас какой… говори, я Ильюшин брат… Парни мой характер знают… Я кого хошь за тебя… Есенины мы небось!