Пальцы Терренса переплелись с моими, а затем он потянул меня за собой.

Было страшно. Правда, очень страшно.

Я боялась, что ничего не получится ― что что-то вдруг пойдет не так. И мечты о счастливой жизни вместе превратятся лишь в горькие иллюзии, снова причинив боль.

Каждый новый шаг давался с трудом, но я шла. Боролась со страхом и сомнениями, вверяя себя мужчине, которого любила. И с котором хотела разделить весь свой мир.

Я сильнее сжала его пальцы, а затем ступила на узенькую дорожку и подняла на сооружение глаза. Дом был прекрасен. Даже в самых смелых своих мечтах я не могла представить его уютнее, чем он был. Большой, красивый, теплый ― он напоминал о детстве и строил будущее, которое могло у меня быть. У нас.

Если только….

– Подожди, ― я выдохнула и остановилась, ощущая, как предательски саднит в груди, ― прежде, чем мы войдем в этот дом, я хочу знать.

– Знать, что?

– Что ты не сожалеешь, ― прошептала одними губами, поднимая на Терренса глаза.

– Не сожалею? ― Не понял он. ― О чем?

– О том, что уехал со мной и оставил свою жизнь ― там, в Нью-Йорке.

Он молча смотрел на меня и молчал. Клянусь, в этот момент молчание показалось мне настоящей пыткой. Я готова была разрыдаться, но всё, на что оказалась способна ― просто ждать. Ждать, пока любимый мужчина либо сделает меня самой счастливой женщиной на земле, либо больно опрокинет лицом о реальность.

– Моя жизнь рядом с тобой, ― ответил Терренс, и я нервно усмехнулась и от счастья, и от боли одновременно.

Слова Джойс никак не выходили из головы ― «Они говорят, что ты ― всё для них, но далеко не каждый мужчина мирится с теми жертвами, на которые идет. Терренс бросил всё, что имел и чего добивался. Как бы потом он не стал винить в этом тебя».

– Терренс…

– Я всё взвесил. ― Сказал он, и, увидев мои наполненные беспокойством глаза, выдохнул. ― Саманта, ради Бога. Мы столько раз это обсуждали. Что тебя тревожит?

– Что ты всё бросил из-за меня.

За прошедшие два месяца я впервые призналась в этом не только ему, но и самой себе.

– Ты ― одна из причин, по которой я оставил прежнюю жизнь. Но главная причина в том, что это была не моя жизнь.

Я сморгнула и прошептала:

– Как это?

– Мне пришлось заняться баром, когда отец заболел. Пришлось помогать Оливеру, потому что на тот момент он переживал тяжелый развод, они с Ниной делили дочь, и я просто не мог взвалить управление на него одного. Но прошло время. Жизнь Оливера наладилось. И пришло время мне налаживать свою.

Я всё ещё не понимала, поэтому он пояснил:

– Бар ― это не то, чем я хочу заниматься, Саманта.

– Не то? ― Хлопнула глазами я, и он качнул головой.

– Ты не испортила мою жизнь, ты её вернула.

– То есть…

– Мы идем смотреть наш дом или нет? ― Усмехнулся он, и мне показалось, что я вот-вот разрыдаюсь. Только на этот раз от тепла, поселившегося где-то внутри.

Наш дом.

Это звучало так восхитительно, что мне хотелось слушать это снова и снова. Всегда, пока мы вместе и смотрим друг на друга вот так. Всегда, пока моё сердце отбивает триста ударов в минуту. Всегда, пока мы есть и пока есть этот мир вокруг нас.

Всегда.

Всегда.

Всегда.

– Да, ― прошептала я, ещё крепче сжимая его ладонь, ― идем.

― Это катастрофа. Без тебя тут полный хаос. Полный! У меня всё из рук валится, я документы постоянно теряю, не говоря уже ручках. Самых. Обыкновенных. Синих. Ручках. Они просто исчезают, понимаешь? На меня в канцелярии уже косятся.

Я усмехнулась, перебирая вещи в шкафу и прикидывая, что надену.

– Вчера трижды переделывала иск для «Клэр Дюбуа». А сегодня утром и вовсе клиенту не те бумаги отправила. Я с ума без тебя схожу, возвращайся, а?

– Я в отпуске, Сандра. В законном и заслуженном. ― Спокойно ответила я, задерживая свой взгляд на любимой белой рубашке оверсайз. ― К тому же, ты заменяешь меня всего лишь второй день.

– Всего второй! А уже выжита, как лимон! ― На том конце трубки послышался глухой стон. ― Как ты справляешься?

Я улыбнулась, достала рубашку из шкафа, а затем потянулась к светло-голубым джинсам с завышенной талией, которые лежали на соседней полке.

– Ты привыкнешь.

– Я не хочу привыкать. Я хочу быть твоим ассистентом, как и всегда. А не разгребать эту огромную кучу дерьма, которая, когда тебя нет, всегда становится больше!

Включила громкую связь и положила телефон на тумбочку. Пока переодевалась, пыталась успокоить свою помощницу. Сандра была моей ассистенткой ― умной девушкой двадцати двух лет, у которой был полный порядок и с внешностью, и с мозгами.

Лишь одна проблема всегда вставала между нами ― она была неисправимым трудоголиком, но до чертиков боялась ответственности.

А я хотела, чтобы она росла. И моя юридическая контора давала ей такой шанс.

– Пообещай мне, что хотя бы попробуешь, идет? Я буду на связи. Ты сможешь позвонить мне в любой момент. И, если вдруг произойдет что-то страшное ― я приеду.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Громко выдохнув через рот, Сандра пообещала мне, что попробует и, не переставая вслух повторять, что справится (либо придушит меня), отключилась.

Как только я вышла из комнаты, до ноздрей моментально долетел пьянящий сладковато-мускатный аромат. И я пошла по его следам.

Преодолев коридор и сбежав по лестнице, помедлила на последней ступеньке. Ладонь скользнула по перилам, и я закусила губу, не в силах отделаться от мысли, что вот уже почти год живу с самым настоящим греческим Богом.

Хотя, больше, наверное, с дьяволом.

Терренс был адской смесью из шикарного натренированного тела, отменного чувства юмора и восхитительной улыбки. А когда он готовил ― я вконец теряла голову. Особенно, когда делал это практически без одежды.

– Я слышу тебя, Барнс. И знаю, что ты на меня пялишься.

Я улыбнулась, а затем спустилась с последней ступеньки и, подойдя к Терренсу сзади, обняла его за талию. Выдохнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к его спине.

Я слышала, как он помешивал на сковородке соус, чувствовала, как при этом напрягаются его мышцы. Хотелось болтать с ним без умолку обо всём на свете, а с другой стороны ― с ним было приятно просто молчать.