– Я и сама так думаю, но бывают минуты, когда он смотрит на меня совсем как...

– Я думаю, что ты просто хочешь видеть в нем Фрэнсиса. Нельзя было отрицать: в этом была своя правда. Ей так недоставало Фрэнсиса, что она готова была видеть его повсюду: сидящим в ее доме на диване, качающимся на качелях на крыльце, едущим в его потрепанном стареньком автомобиле. Иногда Мадлен даже оборачивалась, желая что-то сказать Фрэнсису, – и только тогда понимала, что его нет рядом, что мгновенное ощущение его присутствия – очередной мираж, обман чувств, что звук его шагов за спиной ей просто почудился.

– Да, ты прав, – согласилась она.

– Что, если бы ты не знала о пересаженном сердце? И думала бы, что все изменения в Энджеле – это естественные процессы, происходящие на фоне общего выздоровления. Подумай об этом на досуге. Когда пациенту приходится столько пережить, он гораздо больше других людей склонен измениться. И в числе прочего, такие люди становятся более заботливыми по отношению к окружающим, хотя и более консервативными. Они начинают понимать, что каждый день, каждая минута их жизни – чудо Господне.

Логичные рассуждения Криса успокаивающе подействовали на Мадлен. Это очень похоже на правду: она видит в Энджеле Фрэнсиса именно потому, что в глубине души не может смириться с гибелью единственного настоящего друга, отчаянно хочет верить, что хотя бы какая-то его часть еще жива.

– Да, вы, пожалуй, совершенно правы. Алленфорд пристально посмотрел на Мадлен.

– Сам я не склонен верить в подобные вещи, но мы все видели удивительные проявления того, о чем ты сейчас говорила. Люди, проходившие через пересадку сердца, каким-то образом узнавали о своих донорах такие подробности, догадываться о которых они по всем законам формальной логики никак не могли. Поэтому я вынужден констатировать: нет ничего невозможного в этом мире. – Он коснулся ее руки. – Я имел удовольствие встречаться с Фрэнсисом, правда, очень редко, от случая к случаю, и сейчас меня посетила одна мысль.

– А именно?

– Если на клеточном уровне органы человека действительно обладают памятью, твой Энджел не мог получить более доброго сердца.

Устало вздохнув, Энджел вошел в гостиную, которую Мадлен и Лина заботливо обставили, учитывая его вкусы и потребности. Он включил телевизор – и услышал голос телекомментатора:

– Источник, близкий к суперзвезде, сообщил нам, что в результате операции Энджелу Демарко было трансплантировано сердце бабуина. Однако кардиохирурги из клиники «Сент-Джозеф» сообщили только тот факт...

Застонав, он выключил телевизор и зажег нижний свет.

Эта гостиная – чужая и вместе с тем его собственная – казалась очень уютной. Большие мягкие диваны из джинсовой ткани, стулья, обтянутые материей с рисунком в стиле индейцев Навахо. Обстановка удачно сочеталась с большим камином, сделанным из речных валунов. На каминной полочке стояло несколько фотографий и репродукций в рамках. Среди них были снимок Лины на фоне ее школы, фотография стоявших на лыжах Лины и Фрэнсиса и старенькая фотокарточка: Энджел и Фрэнсис сняты на фоне материнской «импалы».

Только фотографии Мадлен тут не было.

Она окружила его прямо-таки домашней обстановкой и почти семейным уютом. У него была удобная мебель, фотографии, молоко (разумеется, с низким содержанием жира) в холодильнике. Однако в его новом доме было так тихо, что весь этот уют казался миражем: ни пылинки на полу или на шкафах, все предметы расставлены так аккуратно, как будто их ни разу никто не касался.

Этому безупречному жилищу не соответствовал только сам Энджел. И это расстраивало его не на шутку. Опять получалось так, что Энджел плыл по течению жизни, глядя на происходящее вокруг, но не принимал в ней участия. Раньше такая позиция его вполне устраивала. Да что там устраивала – только этого Энджел и хотел. В отличие от большинства людей, особенно мужчин, он не слишком жаждал настоящей жизни. Ему больше нравилось быть этаким сказочным Питером Пэном, который играет с ребятишками и знать не знает ни о каких правилах жизни, установленных взрослыми. Именно для того Энджел и хотел сделаться знаменитым. Чтобы прожить жизнь, получая от нее только удовольствия.

Но сейчас все изменилось: он должен начать жить совершенно новой жизнью, иначе очень скоро сползет вниз, в пропасть своего прежнего существования, которое тем не менее Энджел так любил; свяжется опять со старыми дружками, снова будет уговаривать себя, что, мол, один-единственный – ма-аленький – стаканчик текилы ему вовсе не помешает... Но один стаканчик потянет за собой второй, третий, и Энджела опять затянет в эту чертову мельницу, которая смелет его всего, без остатка.

Энджел находился сейчас где-то посередине: балансировал между прежней и новой жизнями. Он казался себе привидением: двигался среди вещей, которых никогда не мог коснуться. Он не мог вернуться назад, к прошлому, однако не знал, в каком направлении надо идти, чтобы попасть в будущее.

Раздался стук в дверь – и Энджел почувствовал внезапное облегчение. Пройдя через гостиную, он открыл входною дверь.

На пороге стоял Вэл. Он курил сигарету. В руке у него была зажата бутылка текилы.

– Привет, Энджел. А я как раз проезжал тут неподалеку... Не могу поверить, что ты согласился поселиться в пригороде. – Вэл передернул плечами. – Интересно, что ты в следующий раз придумаешь? Научишься подстригать лужайку? Или станешь делать барбекю в саду?

Энджел не отрываясь смотрел на бутылку, к стеклянной поверхности которой прилипли кусочки золотистой фольги. Сладкий, знакомый запах табачного дыма напомнил ему, как давно он не курил.

Его прежняя жизнь. Она стояла сейчас напротив Энджела; на ней были дорогие, сшитые на заказ, джинсы, у нее были длинные волосы и циничная улыбка. Неожиданно для самого себя Энджел понял, что его ужасно тянет вернуться к прежней жизни, тянет опять сделаться повесой и драчуном, как раньше, и чтобы жизнь пахла табачным дымом и дешевой косметикой.

Ухмыльнувшись, Энджел отошел в сторону, пропуская Вэла.

– Валентайн. А я слышал, что ты приехал еще на той неделе. Где же ты столько времени пропадал?

– Да вот, текилу искал. Скажу тебе, это непросто в городке, где все магазины закрываются, едва только начинает смеркаться, а крепкие напитки продаются только в супермаркетах. – Он сморщился, давая понять, насколько ему отвратителен такой порядок вещей. – Черт, как же тут люди живут: прямо каменный век какой-то.

Энджел направился в дальнюю комнату, зажигая по пути свет. Вэл двинулся следом, громко стуча ботинками с высокими каблуками по деревянному полу.

Вэл с грохотом поставил бутылку на стол.

– «Куэрво Голд», твой любимый сорт.

Энджел вожделенно смотрел на бутылку. Интересно, если он отопьет совсем немного – будет больно? Или все-таки нет?..

От табачного дыма приятно кружилась голова.