Тогда Глеб солгал. Просто не поверил, что тот низкий человек, тяготевший к табаку с тяжелым ароматом, поймет.

…Бесконечно рад слышать. И все же не поймите превратно, я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались в жизнь молодых.

И Глеб отбыл к проклятой границе.

– Почему ты раньше не написала? – он хотел взять Елену за руку, но та спрятала руки за спиной.

– Я писала.

– О пустяках. Не о проблемах. Наталье ты сказала…

– Она велела тебя не беспокоить, – взгляд искоса, в котором видится недоверие. И все же губа дрожит. Она так и не научилась держать маску, и этот факт несказанно обрадовал Глеба. – Она…

– Нашла тебе подходящий монастырь, – сказал он.

И Елена кивнула.

– А тебе и вправду туда хочется?

Нет.

Ответ читается по губам, которые дрогнули, но не произнесли ни слова. А Елена поворачивается к окну. Она смотрит на Анну, и хмурится, и силится улыбнуться, и, кажется, недовольна, что у их с Глебом беседы есть свидетель.

– Возможно, она права, так будет лучше для всех.

– Для меня не будет.

– Ты упрям.

– А ты…

Бестолковая. И безголовая.

И злиться на нее не выходит, потому что в темных глазах блестят слезы. А Глеб никогда не умел успокаивать плачущих девочек, даже тех, которые уже женщины, но все равно еще девочки. И наверное, обнимать ее не стоило, потому что слезы прорвались, потекли. Елена уткнулась ему в плечо. Она мелко вздрагивала и всхлипывала. И Глеб беспомощно посмотрел на Анну, а та покачала головой.

Наверное, стоило лишь подождать.

Наверное…

– Елена… – госпожу Верещагину-Серпухову Господь одарил миловидной внешностью и сочным басом, который с этой внешностью несколько дисгармонировал. – Мне сказали, у нас гости… И ты могла бы предупредить, что ждешь брата.

Елена замерла. И всхлипнула тихо-тихо.

И из-за этого всхлипа у Глеба появилось стойкое желание убить госпожу Верещагину-Серпухову, которая за прошедшие годы изменилась мало. Разве что белая кожа стала еще белее, а на шее появились едва заметные морщинки, справиться с которыми не были способны и лучшие из зелий.

Выглядела она моложе невестки. И держалась уверенней.

– Если бы вы соизволили предупредить, – веер хлопнул по ладони, и звук вышел тихим, но резким, – мы бы встретили вас подобающим образом.

– Ничего. И так неплохо, – Глеб неловко провел рукой по волосам сестры. – Я пришел забрать Елену.

– Даже так?

Взгляд холодный. Расчетливый. И удивленной хозяйка дома не выглядит, скорее слегка раздосадованной. Конечно, одно дело – отправить неугодную невестку в монастырь, это вполне себе прилично, и совсем другое – позволить пойти неприятным слухам.

– Собирай вещи, – Глеб подтолкнул Елену. – Или не собирай. Твой гардероб давно стоит обновить…

Легкая тень скользнула по лицу госпожи Верещагиной.

– Я помогу, – Анна поднялась. – Если вы не против…

– Мы не представлены, – сочла возможным заметить госпожа Верещагина.

– Анна.

– И вы…

– Мы спешим, – Анна слегка наклонила голову. – В конце концов, коль уж получилось так, что мы позволили себе явиться в ваш дом без приглашения, не стоит слишком уж затягивать визит. А потому, с вашего позволения, мы вас покинем. Надеюсь, в доме найдется подходящий саквояж? И буду весьма вам признательна, если ваши люди позаботятся об экипаже.

Наверное, это было невежливо. Плевать.

Елена все же решилась отступить, как-то неловко вытерла слезы ладошкой, а ладошку вытерла о платье. Прикусила нижнюю губу, как делала всегда, когда пыталась сдержать обиду. И позволила себя увести.

Хорошо. Рядом с ней Глебу было бы сложно разговаривать.

– Ваша знакомая весьма бесцеремонная особа, – сказала госпожа Верещагина.

Как же ее зовут? Их представляли. Давно.

Семейный обед в этом же доме. Фамильное серебро. Костяной фарфор, который извлекали лишь по особым случаям, а представление невесты родителям – вполне себе особый случай. И тогда, помнится, госпожа Верещагина-Серпухова держалась с холодной отстраненностью.

Выбор сына ее не порадовал. Вероятно, после она высказалась, и не единожды, но…

– Если моя сестра вас тяготит, вам стоило написать мне и изложить проблему, – Глеб поднялся. Он был выше этой женщины на голову, а еще сильнее, и в большинстве своем люди чувствовали эту силу, опасаясь связываться с нею.

Дарина? Далина? Милодара?

Что-то такое, в голове вертится… На свадьбе она была в платье того темно-зеленого оттенка, который казался почти черным. И в свете шептались, что это в знак траура по сыну.

Любовь ослепляет. И не только влюбленных.

– Вы чересчур категоричны. А ваша сестра, уж простите, не такая невинная овечка, как вам хотелось бы думать. И да, возможно, у нас не самые теплые отношения, так уж получилось, однако это вовсе не значит, что она здесь кому-то мешает.

– И поэтому вы ее выживали?

Она и сейчас была в темном, темно-лиловом. Ей шло.

– Выживали? Помилуйте… как? Да, ей определено было содержание, но размер его устанавливала отнюдь не я. В последние месяцы мой сын понял, какую совершил ошибку. Я с самого начала говорила, что этот брак – на редкость неудачная идея. Не поймите превратно, но ваша сестра…

Взмах рукой. И блеск камней на запястье. Браслет простой, однако в нем чувствуется скрытая сила. Защитный амулет? Его настолько опасались, или, скорее уж, госпожа Верещагина привыкла к особым украшениям?

Яснодара. Точно. Яснодара. А вот отчества Глеб точно не вспомнит.

– При всех немалых своих достоинствах совершенно не подходила Альберту. Она была для него чересчур эмоциональна. Она все воспринимает слишком близко к сердцу. Каждое слово, каждый жест, каждый взгляд… И сперва ему это нравилось, да…

Она опустилась на край кресла.

– Время обострило эти ее качества. Поверьте, она сделалась совершенно невыносима. Капризна до крайности. Альберт терпел, но вы же понимаете, что женские капризы убивают любовь куда вернее, нежели мужские измены.

Госпожа Верещагина вздохнула.

– Да, уже тогда у них появились разногласия. Она имела обыкновение обижаться по любому поводу.

Вот только Глебу об этих своих обидах не писала. Почему? Стеснялась выносить на свет божий семейные дела? Или…

– Конечно, Альберт старался. Он любил жену. Она не желала понимать, что у всех мужчин есть свои потребности.

Или дело в Наталье, которая шептала, что не стоит отвлекать такого занятого старшего брата пустыми проблемами, а надо лишь помолиться, и Господь спасет? Все уладит чудесным образом.