– Все не так плохо, – с легкой улыбкой ответил мистер Тавернер. – Но я люблю предвосхищать события, когда могу, разумеется, и потому решил по возможности сократить собственные расходы. Мой отец свой экипаж оставляет, естественно, поэтому не думайте, будто отныне мне придется ходить пешком. Но, если у вас в конюшне найдется место для моего работника, то я с радостью готов рекомендовать его вам.

– О да, конечно, еще для одного грума всегда найдется работа, – радушно отозвался Перегрин. – Пусть приходит, я поговорю с ним. Пожалуй, я готов нанять его уже ради того, чтобы Хинксон проникся к вам благодарностью!

– Охотно верю, что уж кому-кому, а ему дорога в Уортинг прискучила, – с лукавой улыбкой добавил мистер Тавернер.

Будь на то воля Перегрина, Хинксон вообще не слезал бы с облучка, но, к счастью для него, сэр Джеффри Фэйрфорд еще не настолько воспылал привязанностью к своему будущему зятю, чтобы лицезреть его в своем доме каждый день. Он поставил за правило, что Перегрин может навещать Гарриет только по понедельникам и четвергам, однако, поскольку озабоченность леди Фэйрфорд не позволяла ему разрешить Перегрину возвращаться в Брайтон после наступления темноты, эти визиты растягивались до следующего дня, так что влюбленных жалеть было, в общем-то, не за что.

А мистер Тавернер полагал: пожалеть следует, скорее, Джудит, и однажды вечером на ассамблее в гостинице «Замок» так и сказал ей об этом:

– Перри совсем забыл о вас. Он думает только о том, как бы поскорее попасть в Уортинг.

– Уверяю вас, меня это совершенно не задевает. А с его стороны подобное поведение вполне естественно.

– Когда он женится, вы будете чувствовать себя одинокой.

– Разве что совсем немного. Но это меня не тревожит.

Он, приняв из ее рук пустой бокал из-под лимонада, поставил его на стол.

– Перегрин должен считать себя счастливчиком, раз у него есть такая сестра. – Взяв ее шаль, осторожно укутал ею плечи девушки. – Я намерен кое-что сказать вам, Джудит. В вашем доме рядом с вами неизменно находится миссис Скаттергуд; мне не удается остаться с вами наедине. Вы не хотите прогуляться со мной по саду? Ночь очень теплая; вы не замерзнете.

Сердце у нее упало, и она в смятении ответила:

– Я бы предпочла… то есть, для подобного уединения нет причин, кузен.

– Не отказывайте мне! – сказал он. – Неужели я не заслуживаю того, чтобы вы побыли со мной наедине хотя бы пять минут?

– Вы заслуживаете много большего, – ответила она. – Вы сама доброта, но, поверьте, вы ничего не добьетесь… тем, что предлагаете.

Они стояли в одной из комнат по соседству с бальной залой, и, поскольку там вот-вот должен был начаться очередной танец, в помещении, кроме них, больше никого не было. Мистер Тавернер огляделся по сторонам, а потом, взяв руку Джудит в свои, произнес:

– Тогда позвольте мне высказать вам все прямо сейчас, поскольку я более не могу молчать! Джудит – дорогая, милая моя кузина! – неужели для меня нет надежды? Но вы не смо́трите на меня! Вы отворачиваетесь! Господь свидетель, мне нечего предложить вам: нечего, кроме сердца, которое принадлежит вам с того самого момента, когда я впервые увидел вас! Ваше положение и мое – увы, слишком различное – требовало от меня молчания, но так дальше продолжаться не может! Будь что будет! Я видел, как другие домогаются того, о чем я не осмеливаюсь просить. Однако человек не в силах вынести такого! Джудит, умоляю вас, посмотрите на меня!

Она подняла глаза на его лицо, но ответила ему с нескрываемым волнением:

– Прошу вас не говорить более ни слова! Дорогой мой кузен, за вашу дружбу я буду вам всегда вечно благодарна, но если я (невольно, поверьте) внушила вам надежду на более нежные отношения… – Голос девушки прервался; она жестом призвала его к молчанию.

– Как могу я… как может любой мужчина… быть с вами знакомым и не любить вас? У меня нет возможности предложить вам титул, состояние…

Джудит, вновь обретя дар речи, сказала:

– Такие вещи для меня ничего не значили бы, если б речь шла о моих чувствах! Я причиняю вам боль: простите меня! Но это невозможно. Давайте более никогда не будем говорить об этом!

– Однажды я уже спрашивал у вас, нет ли в вашем сердце другого мужчины. Вы ответили мне «нет», и тогда я поверил вам. Но сейчас! Можете ли вы сейчас повторить свой ответ?

На щеках у нее выступил жаркий румянец.

– Вы не имеете никакого права задавать мне подобные вопросы, – сказала она.

– Да, – ответил он, – не имею! Но вот что я могу и должен сказать вам, Джудит: ни один мужчина, кем бы он ни был, не может любить вас так, как люблю я! Пока Уорт остается вашим опекуном, я отдаю себе отчет в том, что он не позволит вам выйти за меня замуж, но совсем скоро вы станете свободной, и подобные соображения более не…

– Мой отказ не имеет никакого отношения к желаниям Уорта! – быстро проговорила она. – Я всегда буду вашим другом; я ценю и дорожу вами, как своим кузеном, но не смогу полюбить вас! Не мучайте меня более, умоляю! Разве не можем мы остаться просто друзьями?

Он с видимым усилием справился с собой, долгим взглядом посмотрел ей в глаза, после чего поднес ее руку к губам и пылко поцеловал.

Позади них раздался чей-то холодный голос:

– Надеюсь, вы простите меня за то, что потревожил вас, мисс Тавернер.

Мисс Тавернер, поспешно отдернув руку, обернулась.

– Лорд Уорт! Вы… вы напугали меня!

– Очевидно, – сказал он. – Мне поручено отыскать вас. Ваш экипаж уже подан, и миссис Скаттергуд беспокоится.

– Благодарю вас, я уже иду, – пролепетала она. – Покойной ночи, кузен!

– Вы позволите мне проводить вас к миссис Скаттергуд? – негромко спросил он.

Но Джудит лишь покачала головой. Она выглядела подавленной и растерянной, поэтому покорно положила на подставленный локоть графа ладошку, позволив ему увести себя прочь. Как только они отошли на такое расстояние, что кузен не мог их слышать, она слабым голоском пробормотала:

– Быть может, положение выглядело для вас весьма недвусмысленным, но вы ошибаетесь.

– В чем? – холодно осведомился граф.

– В том, что думаете!

– Если вы способны прочесть мои мысли в данный момент, значит, должны быть очень умны.

– Вы самый мерзкий и отвратительный человек из всех, кого я знаю! – с надрывом заявила мисс Тавернер.

– Вы уже говорили мне об этом ранее, мисс Тавернер, а я, смею вас уверить, еще не страдаю провалами в памяти. Утешайтесь осознанием того, что уже в самом скором времени вы сможете забыть о моем существовании.

Она неуверенно произнесла:

– Не думаю, что жду этого с бо́льшим нетерпением, чем вы.

– Я никогда не делал тайны из того факта, что опекунство над вами является занятием крайне утомительным. Но не торопитесь, мисс Тавернер. Вы пока еще остаетесь моей подопечной. Так что отложите на потом эти волнительные пассажи со своим кузеном.