– Я не пойду в медицинскую школу, – повторяю я. – Я думала об этом с… в общем-то, с тех пор, как поступила в Брайар. Я хочу пойти в магистратуру, получить магистерскую степень, а потом докторскую по психологии. И пока я этим занимаюсь, я смогу получить степень по консультированию и начать принимать пациентов…

– Клиентов, – жестко поправляет он. – В этом и разница.

– Ладно, неважно, не пациентов. Но все равно это будут люди, а людям я смогу помочь. Этим я и хочу заниматься, – заканчиваю я, и, когда понимаю, что у меня пораженчески опустились плечи, заставляю себя выпрямиться. Потому что с какого хрена это поражение? Я горжусь своим решением.

Папа поднимает лохматую бровь.

– А что об этом думает твой новый парень?

– Он полностью меня поддерживает.

– Ну конечно, – насмехается папа.

– Маркус, – резко говорит мама, и я благодарно на нее смотрю. Может быть, мои слова хоть немного до нее дошли.

– Это он отговорил тебя от поступления в медицинскую школу? – спрашивает отец.

– Нет, я же сказала, что уже вечность об этом думаю. Я сама принимаю решения, а Хантер их просто поддерживает. В отличие от вас. – У меня расстроенно сжимается грудь. – В общем. Поэтому я сегодня и приехала. Я хотела рассказать вам лично о двух очень важных изменениях, которые происходят сейчас в моей жизни. Я встречаюсь с новым человеком и меняю профессиональные планы. Уверена, в психиатрии много интересных специальностей, но этим я заниматься не хочу. – Я замолкаю. – О, и раз уж я решила побыть предельно откровенной: мне не нравятся серьги-кольца, и я отдала Пиппе ваш подарок на день рождения, потому что никогда не буду их носить.

В столовой воцаряется тишина.

Мама встает и начинает собирать посуду. Не говоря ни слова, я начинаю ей помогать. Пока мы молча несем все на кухню, я замечаю, что у нее влажные глаза.

– Ты плачешь? – встревоженно спрашиваю я.

Она усиленно моргает, и ее длинные ресницы блестят от слез.

– Прости, мами. Я не думала… я… – Она замолкает и пробует снова: – Ты знаешь своего отца, Деми. Он альфа-самец. И ты права: я слишком сильно ему подчиняюсь – прости меня за это. Я должна сама составить мнение о твоем новом парне.

– Да, – соглашаюсь я.

Она проводит костяшками пальцев под мокрыми глазами.

– Когда ты в следующий раз сюда приедешь, почему бы тебе не взять его с собой, чтобы нам всем вместе сходить на обед или ужин? – предлагает она тихим голосом. – Как тебе?

– Замечательно. Спасибо, – с благодарностью говорю я.

– А что касается остального, ты же знаешь, что я поддержу тебя в любой твоей профессии. – Она подмигивает мне. – Ты могла бы быть стриптизершей, и я бы подбадривала тебя в первом ряду. Но, пожалуйста, не выбирай эту профессию, а то папа, наверное, в самом деле тебя убьет.

Я дрожащее смеюсь.

– Думаешь, он убьет меня из-за медицинской школы?

– Он смирится.

– Ты правда так считаешь?

– Сто процентов. – Она вздыхает. – Но я не знаю, простит ли он когда-нибудь тебя за то, что ты отдала его подарок на день рождения. Он сам выбрал эти серьги, Деми.

Я приеду обратно как раз вовремя. Игра Хантера начинается в восемь, а автобус доедет до Гастингса еще до семи. У меня будет куча времени на то, чтобы дойти до дома, переодеться, прийти на арену и встретиться с Пиппой и соседями Хантера. Ну, кроме Холлиса и Рупи. Они уехали на выходные, и это настоящее облегчение, потому что на арене и без голоса Рупи Миллер очень шумно.

Но мне нужно еще кое-что сделать. Я думаю об этом уже несколько дней, с того самого момента, как Хантер сказал, что любит меня. Я чувствую себя сволочью из-за того, что не сказала это в ответ, но я не хотела, чтобы он думал, будто я говорю это только из-за расстроенных чувств или из благодарности за верность. Когда я это скажу, то хочу быть спокойной и сосредоточенной. Я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза и увидел светящуюся там искренность, когда я скажу, что люблю его. Потому что я правда его люблю.

А когда я кого-то люблю, то мой первый инстинкт – защищать этого человека, поддерживать, побуждать к тому, чтобы он воспользовался своей силой и поборол свои слабости. Я слышала уверенность в голосе Хантера, когда он заявил, что никогда бы не стал мне изменять, и это показало мне кое-что важное.

Это показало, что он начинает себе доверять.

Конечно, этому помогло и то, что сезон не полетел к чертям, как он боялся, когда мы начали спать друг с другом. Но если бы и полетел, мне кажется, он бы все равно извлек тот же урок. Что он способен оставаться верным. Он способен играть в хоккей и иметь девушку и сексуальную жизнь.

Я правда верю, что он может достичь успеха в НХЛ, не давая такому образу жизни себя развратить. Не поймите меня неправильно: я понимаю, как он будет сходить с ума. Гарретт Грэм без маскировки не может выйти из дома, в конце концов. Его девушка рассказала мне в ночном клубе, что у их дома скрывается женщина, которая надеется увидеть его хоть одним глазком.

Так что да, это непростая жизнь. Это долгие разлуки с близкими. Но я верю в Хантера. И хотя он наконец-то тоже начинает в себя верить, ему все равно нужен последний толчок. Я нахожу номер Бренны и смотрю в окно, ожидая, пока она возьмет трубку. Автобус доедет до автостанции в Гастингсе минут через десять.

– Привет, – говорит Бренна. – Сегодня все в силе?

– Конечно. Но я возьму такси до кампуса и сначала заеду домой, чтобы принять душ и переодеться. Я хотела быстренько задать тебе один вопрос.

– Что такое?

– Ты можешь как-то найти контакты Гарретта Грэма?

Молчание.

– Эм. Да, у меня должно получиться. А что?

– Я хочу сделать Хантеру сюрприз, – туманно отвечаю я. – Мне может понадобиться помощь Гарретта.

– Конечно. Не знаю, сохранен ли у меня его номер, но у Фитци он точно есть или у брата Саммер. Я спрошу у них.

– Спасибо, телочка. Увидимся.

Как только я добираюсь до дома, то стягиваю с себя одежду и принимаю горячий душ, надеясь вернуть костям хоть немного тепла. Мы достигли того отвратительного периода зимы, когда вообще невозможно почувствовать себя тепло. Февраль в Новой Англии – это ледяной кошмар и то время года, по поводу которого мы с мамой целиком сходимся во мнении. Она ненавидит зиму от начала до конца, а я ненавижу февраль. Это как диаграмма Венна, на которой мы наконец-то находимся в одном круге, прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее.

Я укутываюсь в махровый халат и подхожу к шкафу, думая, что надеть. Мне бы хотелось хорошо выглядеть для Хантера, если мы будем тусоваться после игры, но на арене чертовски холодно. Конечно, там есть обогреватели и достаточно тел, которые тоже излучают тепло, но прохлада все равно остается.