осторожно подняла растение, увидев тайную метку маркером, которую оставила на нем, дабы позже убедиться, что это тот же самый цветок.

Это он.

«Темные, влажные, теплые места. Вот где лучше всего растут азалии», – сказала я Чейзу в тот день.

Он запомнил.

Блэк не выбросил их и не дал им погибнуть. Он помог им расцвести.

Закрыв дверь, я попятилась, пытаясь отдышаться. Мои легкие будто уменьшились в размерах в десятки раз. Он сделал невозможное. Чейз поддерживал их жизнь в течение многих недель, очистив всю свою кладовую и ежедневно заботясь о цветах.

Чейз готов к обязательствам. Я чувствовала это всеми фибрами своего сердца. Но я также знала, что сейчас он объят скорбью, растерян и совсем не в том расположении духа.

– Привет, – услышала я его голос позади себя. И, подпрыгнув на месте, обернулась.

– О. Привет.

– Ты что-то готовишь? – он выглядел измученным, вытирая полотенцем свои непослушные волосы.

– Да. Чили. Ты голоден?

– Конечно, если он не сгорел.

Именно тогда я поняла, что чили, на самом деле, находится на поздней стадии подгорания. К тому времени, как я подбежала к плите, кастрюлю покрывала черная корка обугленных бобов.

Чейз выглянул из-за моего плеча, вглядываясь в опаленное месиво.

– Пицца? – вздохнула я.

Он кивнул, подбородком коснувшись моей лопатки.

– С пепперони и артишоками. Как любил отец.

* * *

Чейз

Через пять дней состоялись похороны.

Мама рассчитывала на три дня, но к нам собирались приехать родственники из Шотландии, Вирджинии и Калифорнии, и у всех были разные графики и рейсы, которые пришлось учитывать. Мэдисон постоянно находилась рядом, как и обещала. Она выбрала гроб вместе с мамой, лично занималась цветочными композициями для похорон, помогала принимать гостей в родительском доме и подписывать соболезнования.

Гроб Ронана Блэка опустили в зияющую пасть земли серым осенним днем. Сами похороны стали грандиозным событием с участием более тысячи человек, но мы попросили, чтобы на церемонии погребения присутствовали только близкие родственники. Все это время Мэд держала меня за руку своей маленькой теплой ладонью. Казалось настоящим безумием, что я не могу целовать ее, когда захочу. Зарыться в нее, когда жизнь казалась невыносимой. Дни после похорон слиплись, точно страницы в непрочитанной книге.

Люди приносили еду в наш дом, будто у кого-то был аппетит, а когда происходящее начинало настолько раздражать, что я больше не мог выдавливать вежливую улыбку, Мэд брала все на себя и развлекала гостей за нас. Сомневаюсь, что она много спала в те дни. Она продолжала работать – частично дома, частично в офисе – и находилась рядом с нами до глубокой ночи.

Спустя неделю после похорон мы собрались всей семьей, чтобы прочитать завещание. Мэдисон настояла на том, чтобы не принимать в этом участия. Она назвала это «клинической стороной смерти, от которой ей не по себе». Мы уважали решение Мэд, хотя к тому моменту считали ее неотделимой частью семьи. Что, – мне стоит самому в этом признаться – стало моим очередным промахом. Мы встретились у мамы. Домработница подала нам кранахан[33], обожаемый шотландский десерт отца. Мы ели его, потягивая едва терпимую картофельную водку «Огилви», как он любил.

Кэти зачитывала завещание. Она единственная из нас троих не собиралась никого убивать, если не получит то, что хочет, так что решение казалось справедливым.

– Маме остаются особняки, двадцать пять процентов акций Black & Co. и все фамильные драгоценности. – Кэти подняла взгляд от документа и сжала мамину руку.

– Черт, а я пришел сюда только ради колье от «Тиффани». Что ж, это было быстро, – сказал Джулиан, делая вид, что встает со своего места. Мама шлепнула его по бедру и усадила обратно. Они обменялись усталыми смешками. Я оценил то, что Джулиан снова ввел сарказм в нашу повседневную рутину после смерти отца, но у меня не было настроения смеяться. Взгляд Кэти вернулся к странице. Бумага дрожала в ее руке, как осиновый лист. Она прикрыла рот ладонью, в ее глазах блестели непролитые слезы.

– Я унаследовала все винтажные платья, которыми владеет Black & Co. и те, что были созданы или использовались иконами моды. Пятнадцать процентов акций компании. И лофт! – но я знал, что послужило причиной слез. Платья. Они значили для нее больше всего. В центре города расположен музей нашей корпорации, где хранились знаменитые исторические платья, которые Кэти так любила. В детстве она ходила туда почти ежемесячно. Мне интересно, бывала ли там Мэд. И смогу ли я сводить ее туда. Я задавался вопросом, позволит ли она мне.

– Джулиан, ты следующий. – Кэти наклонилась, сжав его колено. Если в последствиях смерти отца и был какой-то положительный момент, так это то, что Джулиану дали второй шанс, хотя он об этом не просил. Все единогласно и молчаливо согласились, что он идиот мирового масштаба, который последние несколько лет вел себя как полнейший козел, но карма поимела его так сильно – сухо, без смазки, – что никто из членов нашей семьи не испытывал особого желания и дальше разрушать его жизнь. Позвольте мне внести поправку: я бы никогда не упустил удобную возможность помучить Джулиана, но более не желал видеть его крах.

– Джулиан получает двадцать процентов акций, обе недвижимости, в которых вы с Эмбер проживаете, Эдинбургский замок и дом твоего детства в Данди. Также здесь есть личное послание. – Она откашлялась, с беспокойством глядя на него. Джулиан опустил голову и сжал ее в ладонях, его спина дрожала. Он всхлипывал. Дом в Данди оказался приятным штрихом. Никто из нас не подозревал, что отец его сохранил. Мы всегда считали, что раз папа распоряжался наследством Джулиана, он продаст дом. Такое решение казалось более практичным. Джулиан также получил больше акций, чем Кэти, что доказывало искренность отца. Он действительно считал его сыном.

Когда Джулиан поднял голову, его покрасневшие глаза были влажными.

– Личное послание? – повторил он. – Почему вы с Лори не получили их?

– Получили. Наедине, – объяснила мама со своего места на диване. – У меня такое чувство, что его слова, адресованные тебе, должны быть произнесены публично и для всех членов семьи.

– Хорошо. – Джулиан колебался. – Давайте послушаем.

– Он сказал… – Кэти запнулась, нахмурившись. – Ладно, это дословно, так что не убивай посланника: Дорогой Джулиан. Ты совсем из ума выжил? У тебя есть все, о чем только может мечтать мужчина, а ты бросаешь это ради еще бо́льшей работы, головной боли и дополнительной ответственности? Начни фокусироваться на важных вещах. Деньги, статус и Эмбер никогда не стояли на первом месте. Я люблю тебя, сынок, но ты просто заноза в заднице. Если